Светлана Смолина
    smol@chat.ru 
     

 

    Я вернусь в этот мир еще через пару столетий.
    Я вернусь в этот мир, по тебе одному лишь скорбя.
    Будут розы цвести, будут так же улыбчивы дети,
    Будет все, как и прежде, но только не будет тебя.

    Или будешь цветком - удивительно синим и нежным
    И отчаянно гордым, но с более тонкой душой.
    Я тебя отыщу в этом красочном море безбрежном,
    Я спущусь к тебе с неба алмазною каплей большой.

    Будет все, как и прежде: в дурманящий запах покоса
    Я спущусь в эту ночь серебристым, душистым дождем.
    И обнимут тебя тихим утром прохладные росы,
    И, как прежде, рассвета с тобою вдвоем подождем.

    А потом на заре два счастливых, как мы, человека
    Приподнимут бутон и разделят росу на двоих.
    Ах, как долго мне ждать это утро далекого века.
    Я сегодня хочу быть дождем на ладонях твоих.

     
    Поминки

              Это была совсем не простая задача - войти в дом, наполненный врагами, и при этом сохранить независимый и неприступный вид. Она остановилась на ступеньках, оглянулась на отъезжающее за высоким забором такси и несколько раз глубоко вдохнула сухой горячий воздух. Судя по количеству машин вдоль дороги, основная масса народа уже собралась. Она переложила сумочку из правой руки в левую и потянула на себя хорошо знакомую дверь.
              Ее явно здесь не ждали. На лице хозяйки дома отразилось яростное недоумение, но Тома, преодолевая отвращение, протянула руку в ажурной (и, по большому счету, вульгарной, но другой пары у соседки не нашлось) черной перчатке и низким глуховатым голосом произнесла:
              - Примите мои соболезнования.
              Она не стала добавлять ни "искренние", ни "дорогая Ольга Сергеевна", и вдова, все еще недоумевая по поводу ее нежданного появления, автоматически подала ей руку и молча кивнула.
              Тома повернулась к ней спиной и пошла между толпящимися в прихожей гостями. По-видимому, ждали кого-то важного, потому что все взгляды были устремлены к двери.
              Она внутренне усмехнулась, зная, какую реакцию вызовет ее наряд, но это была единственная отвечающая траурному мероприятию одежда, которую она смогла найти в своем гардеробе. Она не носила ничего черного. Черное платье, строго говоря, было вечерним, и в соответствии со своим назначением имело кое-какие пикантные детали. Гул, возникший сзади, красноречиво свидетельствовал о том, что низкий разрез на спине был недоброжелательно отмечен придирчивой публикой. "Плевать на них, на всех, главное, что он бы не осудил, - подумала Тома. - Он не хотел превращать свои похороны в парад ханжества. Помнится, ему нравилось это платье".
              Из своих недолгих тридцати двух лет жизни она знала деда только пятнадцать. Он был олицетворением вечности, как тот, чье имя запрещено Церковью. В ее семье про деда тоже говорили только "он" и никогда не называли его по имени. И ей казалось, что он жил всегда, все знал, видел и чувствовал. И смотрел на все свысока, умудренный необъятным опытом вечной жизни.
              Теперь, когда его не стало, словно источник света погас впереди, она перестала видеть будущее, она не знала, что ждало ее в этом мире завтра, а дед ушел, слился с вечностью, окончательно стал ею. Несмотря на то, что до последних дней он оставался истинным жизнелюбом, он был готов к этому переходу и втайне от всех ждал его, как величайшего блага.
              Теперь он оставил ее без поддержки, и у нее не было столько сил, чтобы справиться со всем, что ее окружало. Накануне она проплакала полдня, но не потому, что его больше не было, а потому, что сама осталась одна. Дед просто бросил ее, как несмышленыша в речку, - плыви.
              Суета за спиной усилилась, и Тома неохотно обернулась. Приехал адвокат с завещанием. Сейчас начнется основная потеха. Многочисленные родственники и друзья, как стервятники, начнут делить все, что было нажито им почти за целый век. А бескорыстные зрители будут с азартом наблюдать эти гладиаторские бои за каждый пейзаж, за фамильное серебро, за квартиру и дачу.
              Тома передернулась от отвращения и в суматохе незаметно проскользнула на второй этаж, в маленький дедов кабинет. Она приехала только за тем, чтобы еще раз побыть с ним наедине. Больше в этот дом ее уже не впустят.
              Наверху было сумрачно и сыро. Она с раздражением отдернула тяжелые портьеры, открыла щеколду на потрескавшейся от старости раме и впустила в комнату солнце. Он любил свет и тепло, а они всегда задвигали шторы, чтобы антикварная мебель не выгорала.
              Она села на подоконник, стянула перчатки и погрузилась в воспоминания.
              Впервые деда она увидела на выставке в ЦДХ. Высокий худой старик, одетый в джинсы и синий свитер, стоял посреди зала среди стайки окруживших его молодых людей. Прямая спина и надменно вздернутый подбородок нисколько не напугали ее. Она хорошо знала эту его позу с заложенными за спину руками по старым фотографиям. На них ему было не больше тридцати шести.
              Прежде чем пойти на эту встречу, Тома подсчитала, что их разница в возрасте составляет целых пятьдесят лет. Значит, если ей позавчера исполнилось семнадцать, то ему уже шестьдесят семь.
              Сейчас, стоя возле одной из его картин, она не знала, для чего пришла на эту выставку. Дед почти полвека не интересовался их семьей. Бывшая жена, обе дочери с их мужьями и детьми, сколько она помнила, после развода никогда не попадали в поле его зрения. Насколько ей удалось выяснить, - он был женат еще два раза, у него было пятеро детей и несчетное количество внуков. За это Тома, в соответствии с материнскими наставлениями, должна была ненавидеть его, но не могла.
              Они были похожи, вернее, она была похожа на него - высокая, темноглазая, с черными вьющимися волосами, низким глубоким голосом и независимым мужским характером. Бабка всегда строго говорила, что она - "чертово отродье", и втайне баловала ее и прощала все ее выходки.
              - Тамара Анатольевна, все ждут только вас, - в дверях возник толстый не по возрасту мужчина, скорее всего, ее ровесник, муж одной из многочисленных внучек.
              Тома даже не помнила, как его зовут, не то, что по отчеству. Она вопросительно уставилась на посыльного, все еще не в состоянии вернуться из мира воспоминаний.
              - Вас зовут на оглашение завещания, пойдемте, - толстяк посторонился, всем своим значительным видом приглашая ее покинуть кабинет и спуститься вниз.
              Она соскользнула с подоконника и прошла мимо него, в дверях обернулась и в последний раз окинула взглядом дедово убежище. Вернуться сюда ей, скорее всего, уже не удастся.
              В большом зале, возле накрытого стола толпились те, кто не был допущен в качестве особо приближенных персон к разделу имущества. Все взгляды были обращены к ней и ее спутнику, слегка задыхающемуся после хождения по крутой лестнице вверх-вниз. Поигрывая перчатками, она медленно шла сквозь толпу, стараясь собраться с мыслями. Впереди полуоткрытая дверь гостеприимно открывала вид на небольшую комнату, заполненную людьми в черном. Там ее ждали, но зачем?
              Возле самой двери она рассеянно поймала взгляд высокого брюнета в темно-сером костюме. Он в упор смотрел на нее и чуть заметно, одними губами, улыбался. Тома не могла вспомнить, видела ли его раньше. Она на секунду сосредоточилась на его лице и вопросительно подняла правую бровь: "Мы знакомы?" Но он ничего не ответил и предупредительно толкнул перед ней дверь. Едва не задев его плечом, Тамара Анатольевна вошла в комнату. Навстречу ей поднялся адвокат с заученным выражением соболезнования на моложавом лице, кто-то закашлялся, щелкнул замок. Ловушка захлопнулась. Со всех сторон ее окружили враги. Она обернулась, в ту же минуту кто-то вежливо подставил ей стул, и после затянувшегося антракта представление продолжилось.
              Когда адвокат закончил вступительную речь, которую ему пришлось повторить еще раз специально для нее, Тома от скуки поискала глазами, на чем бы остановить взгляд, и не нашла ничего более интересного, чем огромная экзотическая бабочка под стеклом. Она висела в самом углу, напротив окна, широко разбросав крылья на траурном бархате. Темная ткань, накинутая на зеркальную поверхность, сползла, обнажив изумрудно-зеленое крыло с черными линиями. Тома скользила взглядом по этим линиям, перетекающим одна в другую, и почти не слышала высокий простуженный голос, читающий страницу за страницей.
              - И это он тоже просил передать вам, Тамара Анатольевна, - адвокат остановился перед ней и протянул конверт.
              Она вышла из оцепенения и подняла на него глаза.
              - Берите же, - он терпеливо стоял с вытянутой рукой.
              Конверт не был запечатан. Она оставила перчатки на коленях, отогнула белый треугольник и вытащила маленькую, сложенную пополам линованную бумажку. "Ты осталась в семье единственным мужчиной, способным принимать решения. Теперь твоя очередь".
              За спиной кто-то горячо и невежливо дышал ей в затылок.
              - Это невероятно, просто невероятно, - вполголоса произнесла Ольга Сергеевна, и несколько человек сдавленным шепотом поддержали ее.
              Поняв, что официальная часть программы закончена, Тома первая поднялась и покинула комнату. И снова все взоры в большом зале устремились на нее.
              - Тамара Анатольевна, прошу вас, подъезжайте ко мне в понедельник, мы оформим все необходимые бумаги... - адвокат осторожно взял ее под локоть и, продолжая нашептывать странные поздравления, повел к столу.
              За спиной, словно снежная лавина, нарастал гул, вскоре он заполнил всю комнату, и только тогда Тамара заметила, что вопрос на всех лицах сменился всепонимающей ухмылкой. Она опять, вопреки своему желанию, оказалась в центре внимания.
              - ...и квартира, и дача, и машина... а жене почти ничего не осталось... хитрая штучка... все прибрала к рукам...
              - Это они обо мне? - Тома обернулась к адвокату и нахмурилась.
              - Не обращайте внимания, милочка, завещание составлено идеально. Ваше наследство принадлежит только вам. А они просто завидуют.
              - Дед спятил! - она вертела в пальцах его последнюю записку, еще не в силах осознать случившегося. - В чем я провинилась, что он повесил на меня такой груз? Мне никогда ничего от него не было нужно... - в ее голосе аккомпанементом зазвучали слезы.
              - Ну-ну, успокойтесь, дорогая. Эта утрата для вас, конечно, большое горе. Но надо учиться с этим жить, жить дальше, - он, как школьник, прилежно повторял хорошо вызубренный урок.
              Разговаривать с ним было бесполезно, так же как и искать понимания среди этих людей, потрясенных несправедливостью принятого дедом решения.
              Тома молча опустилась на стул, и сжала пальцами виски, стараясь унять пульсирующую головную боль. Постепенно волнение среди зрителей улеглось, и все расселись за тремя длинными столами, уставленными всевозможными блюдами и бутылками.
              Все поминки начинаются и заканчиваются по одной схеме. Тома все еще пребывала в задумчивости, когда одна из многочисленных внучек от второго брака предложила услышать, что может сказать Тамара Анатольевна, как старшая в третьем поколении, по поводу смерти деда и получения наследства. Все головы, как по команде, повернулись в ее сторону.
              - Ну, что же вы! - соседка слева нетерпеливо ожидала тронную речь наследницы.
              - Не волнуйтесь, милочка, - адвокат любезно поддержал ее под локоть и предусмотрительно снял с коленей шуршащую белоснежную салфетку.
              Тома, удивляясь сама себе, поднялась с запотевшей хрустальной стопкой в руке, зябко повела плечами и невидящим взглядом окинула соседей по столу.
              - Не помню, чтобы дед говорил о пышных похоронах, - негромко начала она и встретилась глазами с брюнетом в темно-сером костюме.
    Его едва заметная улыбка превратилась в саркастическую усмешку, и Тома завелась с полуоборота.
              - Не помню, тем более, чтобы он жаловал такое несметное количество родственников и так называемых друзей, - ее глуховатый голос поднялся над головами жующего общества. - Но он был весьма любвеобилен, и достаточно щедр, чтобы собрать после своей смерти столько желающих выпить за упокой его души. Хотя, судя по выражению лиц и количеству початых бутылок, кое-кого уже тянет на скабрезные анекдоты и танцы. Не так ли, господа? - она напрямую обратилась к двум мужчинам средних лет, весело переглядывающимся через стол с юной красавицей в ажурном трауре. - Но только не думайте, что вам удалось так легко избавиться от него. Одному он дал жизнь, другому - возможность жить за счет его таланта или его щедрости. И он никуда не ушел. Он здесь, в этом доме, в его картинах и статуэтках, во мне, если хотите. Я никогда не верила, что наступит тот день, когда его не будет рядом. И сегодня я чувствую, что он жив, вопреки вашему ханжеству, вашему чувству неловкости за его "антисемейные" выходки, вашему желанию загнать его после смерти в золоченые рамки придворного портрета. Он не основатель рода, не примерный муж, отец или дед, член Союза, лауреат и еще черт знает кто. Он гений и бабник. И я горжусь им.
              Она опрокинула в себя ледяную водку, резко опустилась на стул, и адвокат едва успел выхватить из-под нее накрахмаленную салфетку. На несколько мгновений воцарилось неловкое молчание, и Тома с каменным лицом ждала, что сейчас ей укажут на дверь. Это было бы справедливо. Она не имела права публично обвинять всех этих людей. Но прошла минута, ничего не случилось, брат вдовы взял продолжение поминок в свои руки, и все сделали вид, что не услышали ее пламенной речи в защиту инстинктов покойного. Брюнет доброжелательно улыбнулся и едва заметно приподнял свою стопку. На безымянном пальце тускло блеснуло золото. Она отвела глаза и тихонько вздохнула - приличные мужчины всегда оказываются женатыми. Симпатичная крашеная блондинка с широким обручальным кольцом потянула его за рукав пиджака и, косясь в ее сторону, что-то шепнула на ухо.
              Во время краткого перерыва, пока опустевший стол вновь наполнялся блюдами и бутылками, а гости в бесконечных светских разговорах бродили по всему дому, она выслушала несколько безликих сочувствующих фраз от столь же безликих фигур, слетевшихся на запах наследства, как вороны, на поле брани.
              - Позвольте и мне принести наследнице всего состояния свои соболезнования, - ее тайный поклонник в темно-сером костюме оттеснил плечом замшелую старушку с трясущимися руками и слегка прищурился, как делают близорукие люди, с живым интересом разглядывая ее.
              Эти глаза бесцеремонно наблюдали за ней с первого момента, и она не видела смысла соблюдать приличия.
              - А ты кто такой? - тихо поинтересовалась она и рассеянно кивнула какой-то полузнакомой фигуре в черном. - Родственник или прихлебатель?
              Мужчина пожал плечами:
              - Ни то ни другое, хотя, скорее, родственник. Не прямой и очень дальний.
              - Ну, так, давай, определи свой статус... - нетерпеливо приказала она.
              - Ты вряд ли поймешь... - он так же легко перешел на "ты", выдержал небольшую паузу, - во всяком случае, сейчас. Я муж сестры мужа средней внучки от третьего брака.
              - Ого! - она на минуту задумалась, пытаясь осмыслить неудобоваримую фразу, автоматически поправила платок в его нагрудном кармане. - Долго готовился? Ни черта не понятно...
              - Вот и я о том же. Дед твой здорово постарался... Без бутылки в этих родственных связях не разберешься.
              - Отлично. Тогда пойдем еще выпьем.
              Тома продела руку под его локоть и потянула за собой к лестнице на второй этаж. По счастью, как обычно на поминках, гости, вернувшись к столу, начали произносить беспорядочные тосты за здравие. Начинался следующий этап спектакля под названием "поминки", и их ухода никто не заметил.
              Шторы в кабинете мягко шевелились от теплого ветерка, вечернее солнце золотисто-розовым светом заливало комнату. Тома выпустила руку мужчины, решительно направилась к стеллажу с книгами и сняла с полки пять увесистых томов по истории Древнего Рима. На светлой поверхности осталась коричневая бумажная крошка от осыпающихся старых переплетов. Тома смахнула ее ладонью на старый бежевый ковер. В углублении за книгами стояло несколько откупоренных бутылок. Она достала одну из них и с торжествующим видом удачливого охотника повернулась к нему.
              - Они так и не узнали про этот тайник. Он был изрядный сукин сын... Я всегда им гордилась.
              - Что пьем? - спросил мужчина и взял у нее из рук бутылку. - Ага, азербайджанский коньяк...
              - Стаканов нет, - быстро сказала Тома, - так что будем пить из горлышка, если не побрезгуешь. Мы всегда с ним пили из горлышка.
              - Отчего же, начинай.
              - За деда. Да упокоит Господь...
              Она не закончила фразу, безнадежно махнула рукой, приложилась к терпкой жидкости, сделала пару больших глотков и вытерла тыльной стороной ладони влажные губы.
              - Теперь твоя очередь.
              Мужчина вслед за ней повторил эту операцию и поставил бутылку на стол.
              - Отличный коньяк.
              - Ты уже видел наше генеалогическое древо?
              Тома указывала в угол комнаты, и он обернулся. На большом ватманском листе было нарисовано изысканное дерево, на ветвях которого в рамочках мелким аккуратным почерком были написаны десятки имен.
              - Тебя здесь наверняка нет, правда? - спросила она, взяв со стола карандаш. - Где тут эта твоя средняя внучка от третьего брака?
              - А где ты? - ответил он вопросом на вопрос, и она обвела пальцем вокруг записи в левом верхнем углу.
              - Калганова Тамара Анатольевна, тысяча девятьсот... ну, неважно, какого года рождения. А как тебя называет средняя внучка от третьего брака?
              - Вообще-то Володей.
              - Ну, это как-то несолидно для генеалогии. Открой мне свое официальное имя, родственничек.
              - Если тебе угодно - Ласкин Владимир Сергеевич.
              - Ласкин, говоришь... Терпимо. Ну, вот, здесь-то мы тебя и запишем.
              Тома аккуратно вывела его имя в правом верхнем углу и прочертила ровную жесткую стрелку к родовой ветви, символизирующей дедов третий брак.
              - Не вполне выдержано в романтическом стиле, - усмехнулся он.
              - Вот что я вам скажу, Владимир Сергеевич, - теперь это древо принадлежит мне, и я определяю дальнейший стиль его начертания.
              - Теперь тебе принадлежит все в этом доме, и в городской квартире... Но понравились бы эти изменения ему?
              - Не сомневайся, ему нравилось все, что я делаю. Я - его продолжение в этой жизни. Не средняя внучка от третьего брака, не старшая от второго, ни младшая от первого... Смотри, что он написал мне.
    Владимир взял из ее пальцев сложенный вчетверо листок линованной бумаги и прочел: "Ты осталась в семье единственным мужчиной, способным принимать решения. Теперь твоя очередь".
              - Это он тебе адресовал?
              - Да, это его главное завещание, а не дачи, квартиры, машины. Он знал, что все это добро ничего не стоит. Для него... и для меня тоже... - в ее глазах предательски блеснули слезы.
              - Ты любила его? - он уверенным движением притянул ее к себе, погладил по плечу.
              - Больше, чем кого бы то ни было, - всхлипнула она и осторожно обняла его за спину.
              На несколько минут воцарилось неловкое молчание. Они стояли, обнявшись, не зная, как выйти из рискованной ситуации. Потом она осторожно отодвинулась от мужчины и, отвернувшись, вытерла глаза.
              - Ты не похож на остальных там, - Тома кивнула в сторону двери. - И ты мне сразу понравился. Есть в тебе что-то...
              - Да? Ты мне тоже понравилась.
              Она сделала вид, что не заметила его последней фразы.
              - Давай-ка еще раз выпьем, скажем, за знакомство.
              - Ну, тогда уж на брудершафт, если ты не против.
              - Из одной бутылки? Как ты себе это представляешь?
              - Сейчас увидишь, пей, - он вручил ей полупустую бутылку.
              Тома недоверчиво отпила глоток, косясь на него черным глазом.
              - И что же дальше?
              - Теперь тебе придется поцеловать меня.
              - Ах, вот оно в чем дело, - она рассмеялась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в уголок рта, оставив после себя привкус коньяка.
              - Отлично, - сказал он, удержав ее за талию, - теперь моя очередь.
              Непроизвольно повторяя его движение, она чуть откинулась назад, наблюдая, как исчезает янтарная жидкость в бутылке.
              - Здоров ты пить, - с восхищением произнесла Тома.
              Владимир оторвался от бутылки и вместо ответа крепко поцеловал ее в полуоткрытые губы. Она даже не попыталась вырваться. Сердце быстро-быстро заколотилось, руки сами потянулись, чтобы обнять мужчину. Тома закрыла глаза и мысленно пожелала, чтобы этот поцелуй длился вечно. Но вечность всегда входит в конфликт с возможностями человека, и ей просто-напросто не хватило воздуха. Она оттолкнула мужчину и несколько раз глубоко вдохнула.
              - А если бы сюда кто-нибудь вошел?
              - Тебя так волнует общественное мнение? Теперь ты можешь выгнать их всех - дом ведь принадлежит тебе.
              - Мне и моему сыну, - поправила его она и села на край письменного стола.
              - Ты замужем? - удивился Владимир.
              - Теперь уже нет, к счастью, но дети рождаются даже во время очень коротких браков, вроде моего.
              - И даже вне брака, - охотно добавил он. - У меня, например, две дочки, одна - у жены, другая - у подруги жены.
              - И что по этому поводу думает жена?
              - А ей не положено думать на эту тему. Девчонки дружат, у них разница в полтора года, учатся в одной школе.
              - А подруга жены тоже ничего не думает?
              - С ней отношения уже давно закончились, она даже замуж успела выйти, зная, что я жениться не собираюсь.
              - Да-а, - протянула Тома и удивленно пожала плечами. - Все-таки дед был далеко не последним сукиным сыном. Это радует. А чем ты занимаешься в свободное от делания детей время?
              - Заведую маленьким аптечным киоском при больнице, - неожиданно сказал он, и Тома широко распахнула глаза.
              - Ты? Быть не может! Я-то думала, что все фармацевты скучные люди, педанты в очках, примерные мужья... Да ты в один миг сломал все мои многолетние представления о мире!
              - Приятно, что я еще могу кого-то удивить, тем более в столице. Ну, а ты чем занималась до сегодняшнего дня?
              - Ну, думаю, ты тоже удивишься, если я скажу, что я работаю консультантом по одежде.
              - Это значит, что ты продаешь белье в хороших магазинах богатым покупателям? Я правильно тебя понял?
              - Консультант звучит приятнее, но, в общем-то, ты прав, - с улыбкой согласилась она.
              - Хотя для продавщицы у тебя слишком грамотная речь, - внезапно усомнился он.
              - Что делать, положение обязывает, пришлось учить этикет и все такое, - поторопилась заверить его Тома. - Так что если твоей жене захочется побаловать себя хорошим бельем...
              Она с удовольствием вошла в роль продавщицы, и даже приготовилась назвать место своей предполагаемой работы, но мужчине явно наскучил разговор о тряпках. Он подошел вплотную и заглянул ей в глаза.
              - Не хочу показаться циничным, но, скорее всего, не ошибусь, если скажу, что мы оба думаем вовсе не о работе, детка. Так, может быть, в этом доме найдется укромный уголок, где мы смогли бы обсудить гораздо более интересные темы?
              - В доме? - Тома положила ему руки на плечи, задумчиво подняла глаза вверх, сверкнув яркими белками, провела взглядом по гравюрам над головой мужчины. - Может быть, в гараже... Или нет, в беседке в глубине сада, если не боишься замерзнуть...
              Он закрыл ей поцелуем рот и, крепко обняв за талию, снял с письменного стола.
              - Идем скорее, мы потеряли столько времени!
              Крадучись, они спустились по другой лестнице в конце коридора и сразу же попали на маленькую террасу за домом.
              - Куда теперь? - нетерпеливо спросил Володя, держа ее за руку, и она молча потянула его за собой по гравиевой дорожке между старыми деревьями.
              - Слушай, старый конспиратор, отсюда мне уже никогда не выбраться, - тихо засмеялся он, когда они в пятый раз поменяли направление движения.
              - Кто это тут струсил и говорит об отступлении? - она остановилась и решительно повернулась к нему. - Поцелуй меня скорее, и мы уже почти пришли.
              Они обошли беседку, спрятанную за высокими кустами жасмина, в поисках входа, и внезапно Тома расхохоталась, прикрывая ладонью рот.
              - Смотри, садовник постарался специально для нас. У него дома козы, а здесь он под навесом заготавливает высушенное сено. Новый русский фермер! В таких стогах часто водятся змеи. Ты, надеюсь, не боишься змей?
              - Вряд ли в их зубах больше яда, чем в твоем язычке. Иди сюда, ты сводишь меня с ума...
              Он легко взобрался на узкие перила и, наклонившись вниз, подал ей руку. Не долго думая, наследница всего дедова состояния, подтянула вверх узкое платье, и оказалась рядом с мужчиной на верхушке огромного стога сена почти под самой крышей. Здесь, наверху, умопомрачительно пахло разнотравьем, в полутьме над головой кружились мошки, громко шуршало сено и горячие руки торопливо стаскивали с нее дорогое черное белье. В свою очередь она помогла мужчине избавиться от пиджака, галстука, рубашки и утонула в его объятиях. Тысячи маленьких иголочек впились в ее кожу, в волосах запутались клочки сухой травы.
              - Нимфа моя лесная, - шептал Володя, - волшебница, как же ты хороша...
              Она разомкнула припухшие от бесконечных поцелуев губы, чтобы что-то сказать, но он закрыл ей ладонью рот.
              - Молчи, молчи... Не говори ничего, я и так все знаю...
              Он продел руку ей под поясницу, приподнял ее бедра. Тома запрокинула голову назад, тихонько вскрикнула и разжала руки, еще секунду назад обнимавшие его влажную спину. Сверху на них мягко обрушилось сено. Мужчина подождал, пока успокоится бешеное сердцебиение, нежно поцеловал ее в плечо и лег рядом. Она неохотно открыла глаза и убрала с лица травинки. Со всех сторон беседку окружала теплая августовская ночь, и сотни невидимых в траве маленьких скрипачей завораживали с детства знакомой музыкой.
              - Сколько времени, как ты думаешь? - не узнавая собственного голоса, негромко спросила она.
    Вместо ответа он подтянул ее к себе, подставил плечо под разгоряченную щеку.
              - Какая теперь разница! Время потеряло всякий смысл. Все потеряло смысл, кроме нас с тобой.
              - Это только так кажется, - Тома вздохнула, медленно провела ладонью по его груди, по бедру, словно надеясь запомнить тело своего случайного любовника. - Тебя ждет жена, а меня... даже не знаю, кому я вообще нужна.
              - Ну, теперь-то, с таким наследством... Так хочется курить, - внезапно сменил тему Владимир.
              - Да, об этом я как-то не подумала... А ты бы взял меня с таким наследством? - она приподняла голову и заглянула ему в лицо.
              - Я бы взял тебя и без наследства, - грубовато ответил он и пригнул ее голову к своей груди. - Отдохни немного, остынь. Сейчас уже будем собираться.
              Они оба замолчали, думая каждый о своем, потом молча принялись шарить в темноте, отыскивая разбросанные в сене предметы туалета. Так же молча они пробирались едва различимыми дорожками к дому, на ходу отряхивая с одежды приставшие травинки. Воровато оглядываясь, они поднялись по ступенькам на маленькую террасу.
              - Ну, вот и все, - разочарованно сказала она. - Окончилось наше маленькое любовное приключение. Странно, что мы встретились на поминках... В дом будем возвращаться по одному.
              Тома шагнула в направлении двери, за которой слышались пьяные и веселые голоса гостей, но мужчина удержал ее за руку, властно повернул к себе.
              - Ты права, бывает, что страсть и смерть неожиданно оказываются рядом. И наверное, так бы все и закончилось, если бы я опять не хотел тебя.
              Он прислонил ее к облупившейся голубой стене и поспешно забрался горячей ладонью под платье. Тома с облегчением вздохнула и быстро расстегнула молнию на его брюках.
              - Ты очень рискуешь, очень...
              - Перестань болтать, женщина, лучше обними меня крепче, - прошептал он ей на ухо, и она перестала чувствовать пол под ногами.
              Они торопливо отдавались друг другу, уже понимая, что все равно не успеют, когда дверь на террасу распахнулась. Володя осторожно опустил свою ношу на пол и принялся непослушными пальцами застегивать брюки. Тома, тяжело дыша, поправляла платье, глядя в темноту сада.
              Что было дальше, она не помнила. Крики, слезы, суета, снова крики. Крашеная блондинка пыталась сорвать с пальца вросшее обручальное кольцо. Не потрудившись вытащить из рассыпанных по плечам черных кудрей золотистые травинки, не оправдываясь и не огрызаясь, она прошла в свой дом мимо любопытствующих пьяных лиц, в большом зале взяла со своего стула маленькую черную сумочку и перчатки, секунду подумав, налила себе согревшейся на столе водки, залпом выпила, и направилась к парадной двери сквозь поток женской ругани и мужских ухмылок. Следом за ней бросился адвокат.
              Володя стоял на крыльце, окруженный толпой разъяренных родственников во главе с законной супругой. Тома встретила жадный взгляд темно-серых глаз и задохнулась от внезапно подступившего желания. Сестра мужа средней внучки от третьего брака, проследив за его взглядом, обернулась, и Володя едва удержал ее.
              Тома вздернула подбородок, расправила плечи, улыбнулась и хорошо поставленным голосом подвела итог сегодняшнему вечеру:
              - Приятно было познакомиться. Всего хорошего, Владимир Сергеевич.
              - Взаимно. До свидания, Тамара Анатольевна, - прозвучал его уверенный голос поверх женских голов.
              Тамара Анатольевна коротко кивнула и в сопровождении подвыпивше-суетливого адвоката направилась в сторону ворот. Возле калитки она обернулась и в последний раз увидела прямую спину и надменный профиль. "Дед?" - удивилась она. На дороге адвокат услужливо распахнул перед ней заднюю дверцу белого "Вольво". За рулем со скучающим видом развалился пожилой, видавший виды шофер. Тома вздохнула и опустилась на мягкое кожаное сидение. Как жаль, что они не успели...
              Дома, в тесной однокомнатной квартирке в Кузьминках, свернувшись калачиком, словно кот, мирно спал Валька. А Тома, устав убирать с коленки непослушную руку адвоката, дремала на заднем сидении дорогой машины, все дальше уезжая от ночного скандала в чужом доме. Вскоре ей предстояло вернуться сюда богатой наследницей и хозяйкой.

              В последний раз, вернее, в первый и последний раз, она лежала в больнице, когда ждала появления на свет Вальки. За двенадцать лет она успела позабыть этот едкий запах лекарств и хлорки. Перед дверью с цифрой 8 она поправила на плечах застиранный белый халат и набрала в грудь побольше воздуха. Только что она говорила с лечащим врачом и оставила ей свой московский телефон, так, на всякий случай.
              - Ну, вот и я, привет, - бодро выдохнула Тома и остановилась на пороге бокса.
              Небольшая палата, выкрашенная больничной краской, была вся залита солнцем. Единственная кровать освещалась слева, на ней лежал бледный человек, повернув голову в сторону двери. Глаза его были закрыты, и он не ответил на ее приветствие. Тома сделала несколько шагов в его сторону. Длинные ресницы дрогнули, на лоб набежали морщинки, и мужчина неохотно разомкнул веки. Несколько мгновений они напряженно вглядывались друг в друга, потом он закашлялся и сквозь эти лающие звуки с трудом произнес:
              - Ты пришла слишком рано. Разве похороны назначены на сегодня?
    Она понимающе, хотя и не слишком весело, улыбнулась. Эти слова были паролем, - значит, он узнал ее и готов поддержать игру.
              - Пока нет, но без твоего участия они не посмеют определить дату.
              - Тогда зачем ты пришла? - упрямо спросил он, и, глядя, как она располагается на единственном стуле возле его кровати, снова закашлялся.
              - Хотела уточнить кое-что для генеалогического древа, если не возражаешь. От тебя всего-то и требуется ответить на несколько вопросов.
              - Ты добровольно взвалила на себя нелегкую обязанность обновлять эту информацию?
              - Эта игрушка мне в удовольствие. Надо же чем-то заниматься на досуге.
              - Ну да, после того, как все белье продано...
              - Вот-вот, - охотно поддержала она.
              - Не надо, детка, - он дотянулся до ее руки и слегка сжал ее, - я знаю, что у тебя осенью защита.
              - Тем лучше, значит, мне не придется делать вид, что я изо всех сил стараюсь достичь интеллектуального уровня ведущего хирурга.
              - А ты откуда знаешь? - он попытался изобразить удивление.
              - На следующий же день я, естественно, навела о тебе справки...
              - С какой целью, если не секрет?
              - Ты мне понравился, очень понравился, - она понизила голос и наклонилась к нему. - Мне было приятно думать, что мы когда-нибудь еще встретимся, поэтому я хотела узнать о тебе все.
              - Да? И что же тебе удалось выяснить?
              - То, что ты талантливый врач, примерный отец и исключительный бабник.
              - Ну, последнего я и не скрывал. Но разве это сочетается между собой?
              - Конечно, и не только в тебе...
              - Но теперь это все в прошлом, - он отвернулся от нее и закрыл глаза.
              - Даже и не надейся! - весело сказала она и пересела к нему на кровать. - Если тогда нам помешали, то теперь я намереваюсь наверстать упущенное.
              - Разве ты не говорила с лечащим врачом? Разве тебе не сказали, что я до конца своих дней останусь жалким инвалидом, не смогу ни работать, ни иметь полноценную семью? - в его голосе слышалось отчаяние приговоренного.
              - Я все знаю, перестань. Перестань накручивать себя. Для меня это ничего не меняет. Я приехала к тебе, Ласкин Владимир Сергеевич, потому что соскучилась, потому что хотела тебя видеть, да мало ли еще причин можно найти для нашей встречи!
              - Тогда какого черта ты не приехала раньше, когда я был здоров?
              - Да потому что раньше я не была нужна тебе, разве не ясно! И не смей на меня орать, доктор, тебе прописан покой и тишина. Иначе меня выгонят отсюда, и я ничего не успею.
              - А что ты хочешь успеть? - устало спросил он.
              Вместо ответа она наклонилась и поцеловала его, скользнула рукой под одеяло, провела ладонью по груди, по бедру. Он удержал ее голову, чтобы продлить поцелуй, погладил желанное тело под тонкой блузкой.
              - Я ведь никогда не перестану тебя хотеть... Я много думаю о нашей встрече.
              - Молчи, молчи, - на этот раз прервала его Тома. - Я знаю, что ты месяц назад подал на развод, что теперь живешь отдельно... Я даже знаю, что ты часто вспоминаешь обо мне, так же, как и я о тебе. Ты прости меня за тот скандал, но, боюсь, если бы можно было все вернуть, я поступила бы точно так же. Просто все дело в том, что я влюбилась в тебя. Ты так похож на моего деда. Видишь, я не смирилась с его смертью, я не могу сказать "покойного деда". И с твоей болезнью я тоже никогда не смирюсь.
              - Тома, - попытался прервать ее Владимир, но она торопливо продолжила:
              - У меня есть сын Валька, еще есть квартира, дача, машина, ты это все знаешь, скоро я закончу эпопею с защитой... Но все это не имеет значения. Я хочу быть с тобой. Что бы ни случилось, я хочу быть рядом, близко-близко, как тогда... Володя, ты женишься на мне? - выпалила она на одном дыхании и заглянула в темно-серые глаза.
              - Ты ненормальная, вся в деда. Но, судя по напору, ты действительно, единственный мужчина в семье.
              - Да, и решения я принимать умею, - согласилась она. - Но сейчас я хочу услышать твое решение. Ты возьмешь меня в жены с моим наследством?
              - Дай мне время подумать, - слабо засопротивлялся он.
              - У меня нет времени, сейчас придет вечерний обход и меня выкинут, как котенка. Говори же скорей, - торопила его Тома, лаская беспомощное тело под тонким больничным одеялом.
              - Да, пожалуй я готов видеть тебя чаще, чем раз в год, - с притворным вздохом сказал Володя.
              - Спасибо, дорогой.
              Она наклонилась, чтобы снова поцеловать его, и в этот момент стеклянная дверь под натиском мощной груди подалась, и в палату ввалилась необъятных размеров медсестра. Тома не успела выпрямиться и убрать руку из-под одеяла.
              - Что это вы там делаете, голубушка? - басом прорычала медсестра и ринулась на помощь больному.
              Тома и бледный темноволосый мужчина на больничной кровати переглянулись и расхохотались.
              - Владимир Сергеевич, ведь вам прописан полный покой, - гудела необъятная.           - Вы сами и нарушаете. Кем вам приходится эта дамочка? Кто ее пропустил?
              - Это моя будущая жена, - давясь от смеха, едва выговорил он.
              - Полно вам шутить, - не успокаивалась заботливая медсестра. - А вы идите, идите скорее, а то сейчас придет главный врач, он тут все разнесет, если вас застанет.
              Тома посерьезнела.
              - Володя, у меня послезавтра предзащита, поэтому мне срочно надо вернуться в Москву. Я приеду к тебе на следующей неделе, только Вальку отправлю к бабушке в деревню, и уже останусь до того момента, когда смогу тебя забрать домой. Договорились?
              Она крепко поцеловала его в губы и поднялась.
              - Обещай, что приложишь все силы к тому, чтобы поправиться!
              Он с улыбкой смотрел на нее и кивал через равные промежутки времени, как китайский болванчик.
              - Не шали и не приставай к женщинам, особенно к хорошеньким медсестрам, от вас, докторов, можно ожидать чего угодно...
              Тома закрыла за собой дверь палаты и прислонилась спиной к стене. "О, Господи! У нас все получится, все получится..." - мысленно повторяла она, а слезы сами катились по щекам, и она забывала вытирать их.

              Междугородний звонок разбудил ее в четыре утра. Она чертыхнулась и с трудом нащупала трубку.
              - Тамара Анатольевна, вы оставляли свой телефон, если что-то случится. Владимир Сергеевич полчаса назад скончался...
              - Простите, не понимаю...
              - Володя умер от воспаления легких. Наверное, вам лучше приехать... - женский голос на том конце провода сорвался от рыданий.
              Тома молча повесила трубку и уставилась в темноту. Еще вчера она собиралась второй раз замуж, а сегодня она выезжает на вторые похороны за последний год. Не слишком ли часто?
              В больнице она узнала, где и когда будут проходить похороны. Раньше времени показываться на глаза его новоиспеченной вдове она не хотела. Два дня она провела в центральной гостинице города, переключая каналы на новом телевизоре и бессмысленно глядя в светящийся экран. Поверить в Володину смерть никак не получалось. Еще неделю назад он смеялся и целовал ее...
              Похороны были назначены на большом загородном кладбище в полдень. Она приехала загодя в такси и, оплатив болтливому водителю несколько часов молчаливого ожидания на жаре, бродила между могильными памятниками. Автобус с родственниками и друзьями прибыл без четверти двенадцать. Одна за другой к воротам подъезжали машины, казалось, что хоронить Володю съехалось полгорода.
              Словно привидение, она медленно шла по выметенной дорожке в своем маленьком черном платье с открытой спиной. Тома дождалась, пока вдова, дочь, родственники и друзья оплачут эту потерю, и только потом двинулась вперед. Мужчины и женщины в черном недоуменно расступались, пропуская ее к гробу. Тома поймала на себе заинтересованный взгляд голубоглазого блондина и едва сдержала слезы.
              В тот момент, когда она наклонилась над гробом, глядя в бледное, заострившееся лицо Володи, она услышала за спиной истерический вскрик:
              - Эта женщина!.. Кто пустил сюда эту женщину!
              "О нет, только не скандал, только не сейчас!" Крашеная блондинка билась в рыданиях. Тома поцеловала холодный лоб и закрыла глаза.
              - Я не обещаю быть тебе верной всю жизнь, - тихо сказала она, - ты же понимаешь, что это невозможно, но я всегда буду помнить твои глаза, твои руки, твою улыбку. Я любила тебя, и хотела быть твоей женой, и родить тебе мальчика, ты ведь наверняка хотел мальчика. И если мы когда-нибудь встретимся, я обязательно буду твоей женой, так и знай.
              Она положила ему на грудь две белые розы и обернулась. На нее смотрели десятки глаз. Она улыбнулась одними губами, вздернула подбородок и пошла прочь мимо расступившейся толпы по чисто выметенной дорожке. Когда собравшиеся на похороны перестали видеть ее одинокую фигуру, она, теряя силы, ухватилась за чугунную ограду и остановилась.
              "Видишь, что ты наделал, дед, - она подняла глаза к небу, по которому мягко скользили пушистые облака, - ты оставил меня одну, и даже единственную в своей жизни любовь я не смогла сохранить. У меня ничего не получается без тебя, ничего. Не хочу я быть мужчиной! Я хочу быть женщиной, слабой и беззащитной... И знаю, что это невозможно!"
              Почти у самых ворот ее догнал голубоглазый блондин.
              - Простите, мне показалось, что вам совсем не так легко... Может быть, я провожу вас.
              Он заботливо поддержал ее под локоть, но она отстранилась.
              - Нет, спасибо. Я с этим справлюсь, не беспокойтесь.
              - И все же... У вас такое горе. Я знал Володю довольно близко, мы вместе учились... Может быть, мы могли бы с вами встретиться, поговорить...
              - Не исключено, - устало сказала Тома и открыла дверцу своего такси.
              - Так где и когда? - оживился он.
              - Как обычно, на поминках...
              - Что? - переспросил он, наклонившись ближе.
              - На вокзал, - сказала она шоферу и захлопнула дверцу, оставив недоумевающего мужчину посреди пыльной дороги.


    * * *

    Невозможно поверить в морозные эти просторы,
    Где бранятся с луною всю ночь под окном фонари.
    Я плотнее задерну тяжелые пыльные шторы
    И уйду по скрипящей тропинке в метель до зари.

    Невозможно поверить в тепло, как в великое чудо.
    В то, что ты не уснешь, беспокойством захваченный в плен.
    В то, что ужас потери внезапно придет ниоткуда,
    И сжимается сердце в предчувствии скорых измен.

    Будем мучить друг друга неверием и подозреньем,
    Будут ссоры при встрече и дни в ожидании встреч,
    И разлук череда. Но когда-то наступит прозренье,
    И, быть может, научит любить, и терпеть, и беречь.

     
    * * *

    Бесцельно прожитые дни...
    Хоть всю вселенную изъезди,
    Я знаю: мы совсем одни
    Среди мерцающих созвездий.

    Вон та звезда - твоя звезда.
    Мне встреча может лишь присниться.
    Но ни какие поезда
    Нам не дадут соединиться.

    И снова искорку огня
    Зажег на небе майский вечер.
    И я, надежду сохраня,
    Вновь выхожу тебе навстречу.

    Бесцельно прожитые дни...
    Мне свет звезды твоей пророчит,
    Что будем мы всегда одни.
    Напрасно пройденные ночи...

     
    * * *

    Вот и усадьба - пустынное наше именье.
    Слышишь, как тихо в запущенном старом саду?
    Встреча вчерашняя - боль и былое сомненье,
    Завтра же просто с улыбкою мимо пройду.

    Ну, а сегодня... Ты помнишь за домом дорожку?
    Свечка в гостиной тебе путеводной звездой.
    Только смотри не спугни осторожную кошку,
    Ту, что бесшумно крадется во мраке за мной.

    Блеск ее глаз и пугает меня и тревожит.
    Многое знает она о заветном окне.
    Кошка-судьба, коль довольна - в любви мне поможет,
    Коли озлится - всю душу измучает мне.

    Кошка-любовь. То потрогает лапой пушистой,
    То засверкает зрачками неласковых глаз.
    Только акация веткой большой и душистой
    Снова сокроет от взгляда томящего нас.

    Но заросла лебедой и полынью дорожка.
    Многие ночи и дни никого я не жду.
    Правда, тебя я вчера вспоминала немножко,
    Завтра же просто с улыбкою мимо пройду.

     
    В тот день, когда...

              Когда мы проснулись утром, и он сказал, что я ему больше не нравлюсь, я не поверила.
              - Как это, больше? А раньше нравилась?
              - Раньше, да, - честно признался он, - а теперь не нравишься.
              - Странно. Ведь когда-то ты считал меня весьма привлекательной, - напомнила я. - Тебе нравились мои глаза, мои волосы, мои руки... Дальше перечислять или сам вспомнишь? И куда, по-твоему, все это девалось?
              - Все это при тебе, но ты стала другая.
              - Ничего подобного, - возразила я. - Интересно, почему никто, кроме тебя, этих фатальных изменений не заметил. Более того, я нравлюсь очень многим. Сам Кшиштоф Занусси целовал мне руки и говорил, что я очаровательна.
              - Ну, об этой истории я наслышан, - с недоброй усмешкой прервал меня он. - Конечно, я не могу похвастаться тем, что мировые знаменитости целуют мне руки, - при этих словах я фыркнула. "Нет, в чувстве юмора ему все-таки не откажешь!" - Но я все еще в состоянии отличать добро от зла и красивое от малопривлекательного.
              - Значит, по-твоему, я превратилась в малопривлекательное и злое существо, - подвела итог я. - Позволь узнать, почему? Что же такое произошло этой ночью?
              Я подняла подушку вертикально и села в кровати, обхватив колени.
              - Ничего, - сказал он виновато и отвел глаза. - Просто, мы встречаемся с тобой уже два года...
              - Два года, три месяца и четыре дня, - мгновенно подсчитала я и изобразила на своем лице величайший интерес к его откровениям. - И что же?
              И ничего. Он даже не смотрел в мою сторону. Он молча разглядывал прошлогодний календарь со стриженой красавицей, закутанной в чужие меха. Она стояла на полу босиком, и, судя по всему, он втайне надеялся, что под шубой у нее тоже ничего нет. Я часто раньше ловила его задумчивый взгляд на этой стене. Молчание затянулось, но мой неверный любовник словно не замечал этого.
              - А если бы на мне была такая шуба, я бы нравилась тебе больше? - снова подала голос я.
              - Дело не в шубе, - наконец решился он. - Наверное, я больше не люблю тебя.
              - Да?.. - впервые в жизни я не нашлась, что ответить.
              Ну, ладно, любовь - дело тонкое. Никогда не знаешь точно, любовь это, или дружба, привязанность, страсть или еще целый ряд эмоций, которые мы по привычке объединяем в едином слове "любовь". Но как легко он произносит это "не люблю" после стольких месяцев!
              - Еще год назад я хотел на тебе жениться...
              Судя по интонации, воспоминание об этом не доставляло ему удовольствия.
              - Ну, может быть, через год или два я бы созрела для такого решительного шага... - без энтузиазма протянула я, тоже не испытывая радости от обсуждения этой щекотливой темы.
              - Но ты не хотела брать на себя никаких обязательств. А теперь уже поздно, - безапелляционно закончил он и взял с тумбочки пачку сигарет.
              Ничего себе! Он, видите ли, хотел жениться. Он действительно делал мне предложения чуть ли не раз в месяц, а я старательно тянула время. В конце концов, случилось так, что мы перестали об этом говорить, и мне полегчало. Я вовсе не собиралась замуж. У меня была любимая работа, друзья, диссертация, собственная квартира и, действительно, никаких лишних обязательств. Почему же только в угоду его собственническим инстинктам я должна была пожертвовать всем этим?
              Какой уважающей себя женщине удавалось совмещать любимую работу и мысли о том, что дома ее ждет гора его неглаженых рубашек и пустой холодильник?
              Какое удовольствие завалиться к друзьям на выходные и знать, что муж совсем не в восторге от того, что я вернусь только под утро, а то и ближе к следующему вечеру?
              Как можно спокойно писать диссертацию, когда у тебя за спиной кто-то смотрит боевик, о котором ты мечтала несколько недель, а завтра тебе сдавать третью главу, которая еще только в проекте.
              И во что, черт возьми, превратится твоя собственная квартира, когда в нее въедет чужой человек с кучей каких-то железок, коробок, журналов и начнет делать замечания по поводу слоя пыли на журнальном столе?
              А моим главным обязательством будет терпеть все это и делать вид, что я счастлива! Ну, нет! К такому пониманию счастливой семейной жизни я была и вправду не готова, а другого у меня как-то не сформировалось.
              Пока я обдумывала достойный ответ, он поднялся и отправился в душ, и мне ничего не оставалось, кроме как заняться завтраком. Завтрак я приготовила просто восхитительный. Ну, хоть что-то с утра оказалось на уровне. Я даже сварила натуральный кофе, хотя занятия этого никогда не уважала и всегда считала его исключительно мужской прерогативой. Но сегодня я превзошла саму себя. С чего бы это? Я испытывала то же волнение, что и в первый раз, когда после бурной ночи мы встретились утром за столом.
              Но сегодня все было, конечно же, не так. И в этом я убедилась, когда увидела его выходящим из ванной с зубной щеткой и бритвенными принадлежностями. На мой немой вопрос он пожал плечами и принялся укладывать эти вещи в сумку.
              - В чем дело? Ты собираешься уходить? - с замиранием сердца спросила я.
              - Видимо, это единственно правильное решение.
              Я совершенно без сил наблюдала за тем, как он аккуратно складывает запасную рубашку, которая всегда была наготове в моем шкафу. Я даже не пыталась его остановить. Он принял решение, это было ясно, но почему все произошло так неожиданно? Ведь мы даже не ссорились по крупному в последние два месяца. Об этом я не преминула сообщить ему, когда ко мне вернулась способность мыслить.
              - Мы не ссорились, потому что почти и не общались. Мы смотрели телевизор, разговаривали по телефону, ужинали или завтракали и ложились в одну постель. Но я, в сущности, ничего не знаю о тебе. А ты обо мне...
              Оказывается, у него была уже давно заготовлена своя версия развития событий, только я все еще не готова была этого понять. И разозлилась на то, что какой-то заурядный технарь обвиняет меня в неспособности поддержать беседу.
              - А что я, собственно, должна была узнавать о тебе? Или ты хотел, чтобы я устраивала тебе допрос или исходила ревностью по поводу и без?
              - Да я просто перестал интересовать тебя! Разве не понятно? - он впервые за долгие месяцы повысил на меня голос.
              И вот тогда я осознала, что он действительно уходит, и у меня нет аргументов, чтобы остановить его. На кухне остывал завтрак, сквозняк полностью уничтожил аппетитный запах его любимой яичницы с ветчиной, помидорами, зеленым горошком и сыром, а мужчина, по-видимому, торопился покинуть мой дом.
              - Ну, знаешь! По-моему, ты сам не понимаешь, чего тебе надо! - взорвалась я. - Я делала для тебя все! Все, что могла. А у тебя хватает наглости в моем же собственном доме обвинять меня в... Да черт знает в чем!..
              Я пулей вылетела из комнаты. А он даже не попытался остановить меня. На кухне мне с трудом удалось подавить в себе желание сдернуть со стола скатерть со всеми тарелками и чашками, так заботливо сервированными всего несколько минут назад. Выместить раздражение мне удалось только на турке с кофе, который я с яростью выплеснула в раковину. Радости это мне, конечно, не подарило, потому что отмывать грязь все равно придется мне самой. Ну и пусть!
              Пока я бесилась на кухне, мужчина негромко перемещался по квартире, собирая остатки своих вещей. В конце концов, мы столкнулись с ним в коридоре возле двери. Он был уже полностью одет и неловко переступал с ноги на ногу, не находя нужных слов.
              Мне нужно было расплакаться, обнять его, согласиться на любые его условия, как поступает каждая нормальная женщина, когда боится потерять свое счастье.
              - Вон! - сквозь зубы процедила я и распахнула дверь. - И никогда, слышишь, никогда больше...
              Он не дал мне продолжить мой страстный монолог и молча прошел мимо, вскинув на плечо дорожную сумку. Я захлопнула дверь и несколько секунд пыталась вникнуть в суть происходящего.
              Еще вчера вечером у меня был мужчина, которого я знала два года, три месяца и четыре дня, которым я дорожила, которого любила и даже, втайне от всех, ревновала к знакомым и незнакомым женщинам. Еще сегодня ночью мы занимались с ним любовью, и все было хорошо. У меня было будущее и это будущее было совершенно безоблачным. А утром он предал меня, ничего не объясняя.
              И этому человеку я когда-то доверяла!
              Надо было что-то делать. Моя энергичная натура требовала принятия решения и немедленной реализации. Но раньше меня никогда не бросали, поэтому приходилось вырабатывать тактику по ходу дела. Сейчас я видела только один выход - срочно произвести замену. Не долго думая, я взяла из сумочки записную книжку...
              Сгорая жаждой мщения, я набрала телефон своего старого приятеля. К счастью, не настолько старого, чтобы не стать частью моего внезапно прорисовавшегося плана.
              - Знаешь, старушка, - в его голосе почему-то не было слышно энтузиазма. - Это все, конечно здорово... - Неожиданно он перешел на шепот: - Только, давай, не сегодня. И не завтра, ладно? Как-нибудь я заеду к тебе ...
              О последних его словах я с трудом смогла догадаться по некоторой последовательности звуков.
              - Слушай, мне нужен мужчина сейчас, а не через две недели. Мне надо убедиться в том, что со мной все в порядке.
              - В каком это смысле? - громко поинтересовался приятель, даже позабыв о конспирации.
              - Ты теперь не поймешь, - окончательно обозлилась я. - Так что тебя я смело вычеркиваю.
              - Откуда? - еще больше удивился он.
              - Да отовсюду! - заорала я, тогда еще не предполагая, что и следующие пять звонков закончатся с тем же результатом.
              Еще троих не оказалось дома, а по одному телефону на меня с угрозами набросилась какая-то провинциалка с характерным южным акцентом.
              "Ну и влип же ты, дружок. Почище меня!" - я, не дослушав, повесила трубку, потому что слишком уважаю себя, чтобы вступать в диалог с изревновавшимися фуриями.
              И через сорок минут в моей записной книжке не осталось ни одного достойного мужчины. Итог был печальным - я пребывала в полнейшей изоляции.
              Тогда я снова заметалась по квартире, экстренно взявшись за разработку плана Б. В общем-то цели мои не изменились: надо было срочно найти кого-то, кто смог бы заставить меня не сожалеть о сегодняшнем утреннем разговоре. Вернуться к прошлому не получилось, значит, надо хорошенько осмотреться вокруг. В последние два года мне как-то не приходилось думать о подобной перспективе. Мой друг был ключевой фигурой на черно-белой доске жизни, и менять его на какую-нибудь жалкую пешку я по собственной воле никогда не собиралась.
              Но он, с обычным мужским упрямством принял решение, даже не спросив моего мнения на этот счет...
              Стоп, я вспомнила! Сегодня одна моя знакомая собирает у себя два десятка бездельников по случаю, кажется, помолвки. Не помню, получала ли я официальное приглашение на эти посиделки, но позавчера мужчина, чье имя по какой-то причине не удостоилось чести быть вписанным в мою записную книжку, настойчиво приглашал меня составить ему компанию. Только бы теперь разыскать его телефон.
              Я перерыла кучу бесполезных бумажек и даже заглянула в корзину для бумаг в поисках этого телефона. Ах, вот он! Александр... Я лихорадочно принялась крутить пожелтевший от старости диск, заедающий между цифрами "4" и "5".
              - Знаешь, я передумала, - с ходу заявила я удивленному мужчине, едва успев поздороваться, - заезжай за мной около четырех. И не вздумай сказать, что ты идешь не один!
              Как мало нужно, чтобы осчастливить человека. Он, естественно, собирался идти один, а теперь приедет за мной в половине четвертого, и бесконечно рад... Но я поторопилась свернуть разговор под предлогом, что мне нужно успеть привести себя в порядок.
              О да, сегодня я должна быть в порядке, в таком порядке, чтобы этот мерзавец, который только что покинул мою квартиру вместе со своими скучными претензиями, всю оставшуюся жизнь локти себе кусал.
              Я собрала в охапку переполненные вешалки в шкафу и разом бросила их на свое опустевшее ложе. Какое платье надеть? Это была извечная проблема: одно - старое, другое - очень официальное, с третьим еще сложнее - слишком откровенный разрез.
              А почему бы, собственно, и не откровенный? Мне скрывать нечего - фигурой Бог не обидел. Для того чтобы отомстить, подойдет только самое шикарное, самое сексуальное. Вот это. Маленькое черное платье с фантастическим декольте. Сама не знаю, на чем оно только держится. Если только на моем желании удержать - то с одного плеча сползет, то с другого.
              Теперь осталось самое главное - заняться собой. Стоя в душе, я попыталась вспомнить, почему же Александр меня совершенно не заинтересовал ни при первой, ни при последующей встречах. Кажется, он был женат, теперь платит алименты на двоих детей... Работает в каком-то случайно сохранившемся с доисторических времен НИИ... Увлекается теннисом... Блондин... Нет, решительно ничего в нем нет! И все-таки надо найти хоть что-то интересное. Ну, скажем, рост. Роста в нем хватит на двоих - почти метр девяносто пять. Мне всегда нравились высокие мужчины. И еще я всегда могла договориться с собой, когда это было нужно для пользы дела. Не то, что с этим...
              Воспоминания снова захлестнули меня мутной волной, и я едва смогла сдержаться, чтобы не зареветь, как последняя дура. Однако поворот ручки холодного крана мгновенно привел меня в чувство. Я с визгом выскочила из-под душа и в боевом настроении принялась собираться в гости.
              Он приехал с цветами. Стоял на пороге, ссутулившись, и держал в руках букет из пяти роз.
              - Ты зачем их сюда-то притащил? - раздраженно спросила я, разглядывая себя в зеркале, и бесцеремонно поправила застежку на чулке.
              Его отражение в зеркале покраснело, но глаз от меня не отвело.
              - Это тебе! - он протянул мне розы.
              - С ума сошел?
              Я обернулась, даже позабыв вернуть платье в подобающее положение, и уставилась на него, как на привидение.
              - Ты ведь говорила, что любишь розы, и шампанское, - кажется, он был смущен еще больше, чем я. - Но шампанское я не взял, потому что мы едем в гости, и я за рулем...
              - Спасибо, конечно, - я была смущена и даже тронута его благородством, и тут же попыталась вспомнить, когда в последний раз тот, другой, приносил мне цветы, пусть даже какие-нибудь мелкие захудалые хризантемы.
              Но вспомнить никак не удавалось, а времени было в обрез. Я торопливо одернула платье и водрузила розы в огромную вазу, доставшуюся мне от бабки.
              В машине на заднем сидении лежали еще три розы, несколько попроще. Он перехватил мой торжествующий взгляд и виновато улыбнулся. Теперь я знала о нем гораздо больше, чем он бы решился мне рассказать. Вопрос только в том, готова ли я выслушать его откровения о сомнениях и надеждах. А если на вечеринке мне встретиться кто-нибудь другой? Нет, пожалуй, сейчас еще не время сделать выбор, чтобы впоследствии не сожалеть об утраченных возможностях. Этот мужчина, в любом случае, уже на крючке.
              Галочка была ужасна. То есть, она, конечно, была мила и очаровательна, и даже не возмутилась моему бесцеремонному вторжению, но ее отвратительный брючный костюм грязно-розового цвета! А в остальном все было на месте: и голубые глаза с длинными ресницами, и фарфоровые щечки, и мелкие светлые кудряшки. Эдакая Мальвина!
              Но цвет!.. Этот цвет напомнил мне обшарпанный розовый домик на турбазе, где мы отдыхали вдвоем почти два года назад. Полторы недели лил дождь, простыни были мокрые, а вот вода в кране была только с восьми часов вечера до часу ночи, и иногда еще утром с семи до девяти, но неизменно холодная. Брр! Определенно воспоминания о загубленном отпуске и неверном любовнике не прибавили мне настроения.
              Александр осторожно взял меня под руку, демонстрируя присутствующим наше сомнительное единство. Но я решительно высвободилась и отправилась по кругу знакомиться с новыми лицами и отдавать долг вежливости уже известным. Мужчина послушно двигался за мной.
              Друг хозяйки, по всей видимости, пресловутый жених, был действительно очень ничего. Невысокий худой брюнет с темными глазами и смуглой кожей. Мне всегда нравился такой тип мужчин, но, увы, сегодня он считался чужой собственностью. Остальные восемь представителей противоположного пола не произвели на меня практически никакого впечатления. Или просто надо было дождаться начала застолья. После определенного количества выпитого алкоголя разница между чужим женихом, моим спутником и всеми остальными, скорее всего, будет безвозвратно утеряна.
              Однако, мое декольте, тем не менее, обратило на себя внимание. Маленькое черное платье было самым вызывающим и самым элегантным, и все взоры были прикованы ко мне, во всяком случае, до тех пор, пока я не заняла свободное место напротив заинтригованного жениха. Рядом примостился погрустневший Александр.
              В дальнейшем события развивались самым естественным образом. После нас приехала еще одна пара, и вечер перешел в активную стадию, то есть началась обыкновенная пьянка со стандартным набором тостов. Никаких сюрпризов, кроме, конечно, официального объявления о посещении ЗАГСа, не предвиделось, не считая того, что с первой же минуты у меня сложилось впечатление, что скандала не избежать. Жених, которого, как выяснилось, звали Борисом, с каждым тостом все откровеннее раздевал меня глазами, а Галочка, вся в розовом, как японская вишня, вместо того, чтобы светиться и благоухать, подливала себе в рюмку коньяк и старалась вовсе не смотреть в мою сторону.
              Бедная девочка, я вовсе не желала ей зла! По большому счету мне не нужен был ее ближневосточный Боря, я просто хотела любым способом вернуть своего слишком уравновешенного и самоуверенного друга с его невыразительной прибалтийской внешностью.
              Ну вот, это случилось! Я призналась себе в том, что хочу вернуть его. Не думала, что мое оскорбленное самолюбие в первый же вечер сделает такое беспринципное признание. Но сказанного не воротишь. И сегодня мне нужен был другой мужчина, хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что без этого зануды за два года я разучилась существовать.
              В конце концов, гости утомились беспрерывно жевать и вливать в себя рюмку за рюмкой, и кто-то включил магнитофон. Мой непьющий спутник попытался взять меня за руку и предложил потанцевать, но желающих получить этот приз оказалось более чем достаточно, и я предпочла одного из неизвестных мне мужчин. Борис танцевал с Галей и осторожно поглядывал в мою сторону. Под его белой рубашкой легко угадывались мускулистые руки и спина. В пиджаке он казался гораздо более худым, даже хрупким. Его ищущий взгляд все время заводил меня. Следующий танец я приготовила для него.
              В компании доброго старого Джо Дассена мы чувствовали себя, по крайней мере, лет на десять моложе. Темноволосый мужчина нежно обнял меня за талию и коснулся щекой моих волос. От него исходил терпкий запах дорогого одеколона.
              - Наконец-то мы познакомимся с тобой поближе, - прошептал он мне на ухо и едва заметно сократил расстояние между нами.
              - А что на это скажет твоя невеста? - так же тихо спросила я и осторожно запустила острые коготки в его плечо.
              Я физически ощутила, что на него это произвело некое впечатление - теперь мы были настолько близко друг к другу, настолько позволяли его внезапно натянувшиеся брюки.
              - Этот вопрос я как-нибудь урегулирую, потом... А что скажет твой спутник?
              Его рука свободно скользила по моей спине, с каждым разом спускаясь все ниже. Горячие волны перехлестывали через край, в ушах шумело. К счастью, музыка стихла, а вслед за ней на гостей обрушился целый шквал быстрых ритмов. После третьего рок-н-рола Борис, переводя дыхание, улучил момент и быстро спросил меня:
              - Ты не куришь?
              - Нет, - так же быстро отреагировала я, - но если ты хочешь покурить...
              Через минуту мы уже стояли на площадке верхнего этажа и целовались, как школьники. Хотя со школьниками нас уравнивало только то, что мы старались не пропустить появление патруля в лице разъяренной Галины или одной из ее подруг. Это было трудно, потому что платье на плечах уже не удерживалось никаким желанием, а его руки то и дело натыкались на застежки от моих чулок. Его горячие солоноватые губы не давали мне ни минуты передышки, и, теряя над собой всякий контроль, я уже взялась за язычок молнии на его брюках...
              - Так вот вы где, - услышала я над собой взволнованный голос Александра.
              Вот уж кого я совсем не ожидала увидеть в роли цербера, так это его. Я отстранилась от чужого мужчины и попыталась привести себя в более или менее пристойный вид, словно ничего и не случилось.
              - Уйди! - хрипло сказал Борис. - Имей совесть!
              Но мой теннисист не собирался оставлять меня в чужих руках.
              - Тебя там подруга обыскалась, - мрачно заметил он. - А нам уже пора, детка, время позднее.
              Я видела, чего стоило Борису взять себя в руки. Но настоящий мужчина не допустит скандала, и он, нежно проведя ладонью по моей щеке, отправился успокаивать розовую невесту.
              А Александр тем временем принялся приводить меня в порядок. Это было не так просто, но ему все-таки удалось водрузить платье на место, стереть платком остатки помады с моих губ. Я подивилась его выдержке, ведь он сам хотел бы оказаться на месте этого черноглазого завоевателя. Мужчина решительно взял меня за руку и как ребенка повел вниз по лестнице. Ноги мои подгибались то ли от изрядного количества выпитого, то ли от не доведенных до логического завершения ласк. Спустившись на несколько ступенек, я ощутила, что стала терять равновесие, и безвольно прислонилась к его плечу, или, скорее, к локтю, потому что до плеча даже на девятисантиметровой шпильке я явно не дотягивала.
              - Пойдем домой, принцесса, - он осторожно поцеловал мои, пропахшие табачным дымом, волосы. - Я уложу тебя спать.
              Я была благодарна ему за его деликатность, хотя объясняться на эту тему у меня не было никакого желания. Мы ушли по-английски, вернее, он нашел мою сумочку в бурлящей квартире, пока я безвольно ждала его на лестничной площадке у лифта. Ему удалось предотвратить скандал, может быть, даже спасти еще не начавшуюся семейную жизнь, но мои планы на сегодняшний вечер полетели к черту.
              Мы молча сели в машину и отправились в обратный путь. Сейчас я, как никогда прежде, чувствовала себя разбитой и одинокой.
              - Что с тобой, моя красавица? - ласково спросил он, притормозив на перекрестке, и погладил меня по плечу.
              Глупая девчонка! Ну, разве трудно было сдержаться? Целое море слез выплеснулось наружу, и в нем утонули мои невнятные объяснения о причинах моей депрессии. Пока я рыдала, размазывая по лицу косметику, он свернул в какой-то переулок и остановился.
              - Принцесса моя, умница, ну что же ты плачешь?
              Он утешал меня, нашептывая мне на ухо самые невероятные имена. Сквозь слезы я отметила, что никто раньше не называл меня такими чудесными словами. Его шепот обволакивал меня, как шуршащая шапка пены в теплой ванне. Я теснее прижалась к нему и, кажется, даже начала засыпать... Из блаженного оцепенения в его объятиях меня вывел резкий звук сигнализации у соседнего подъезда. Очнувшись, я подняла голову, и в ту же минуту натолкнулась на его губы. И все вокруг исчезло: и руль, который мешал нам стать ближе, и сигнализация, и мои слезы. Куда же я смотрела весь вечер! Его поцелуи сводили меня с ума, его слова заставляли меня забыть о том, как ужасно начался этот день.
              - Я люблю тебя, я уже давно люблю тебя... - повторял он.
              Да, действительно давно. Почти пять месяцев назад мы познакомились с ним на университетском корте. Надо ли говорить, что играл он классно, и после первого же проигрыша я категорически отказалась когда-либо вступать с ним в соревнование. А он следил за каждым моим движением, давал полезные советы и в перерывах покупал мне кока-колу.
              Какая кока-кола? Что за чушь лезет мне в голову?
              Теперь я хотела только одного - скорее попасть домой, но он ни разу не дал мне возможности произнести хоть слово. Не знаю, сколько прошло времени, пока, наконец, он нашел в себе силы оторваться от меня и включить зажигание.
              - Отвези меня домой, скорее, - тяжело дыша, попросила я, хотя и так было ясно, что торопить его не обязательно.
              Нам некогда было думать о последствиях этого опрометчивого шага, и, едва за нами закрылась дверь, Александр снова заключил меня в объятия.
              - Я бы хотел остаться, - робко попросил он, и вместо ответа я протянула ему большое махровое полотенце.
              Когда в ванной зашумела вода, я прошлась по квартире, стараясь собраться с мыслями. Ничто не напоминало мне о недавнем присутствии другого мужчины, но он все-таки был здесь. В смятых простынях, в коллекции видеокассет, в огромном альбоме Босха, который он принес мне на Рождество. Но через несколько минут совершенно чужой мне человек займет его место в моей постели, а утром будет пить кофе из его чашки...
              И я представила себе, как мне будет одиноко без этого скучного, самовлюбленного эгоиста в пустой квартире. В нашей квартире. И задумалась...
              А почему, собственно, я так убеждена, что у меня не получится совмещать любимую работу и мысли о домашнем хозяйстве? Да и надо ли их совмещать?
              И разве я не устала от бесконечных "девичников" и "мальчишников", из-за которых уже пропало столько выходных?
              А диссертация? Я пишу ее уже три года, ну, еще годом больше, какая разница? Так ли важен мой вклад в науку на фоне общей разрухи?
    И зачем мне нужна эта огромная квартира, в которой никогда больше не будет пахнуть его одеколоном, не будут звучать его любимые блюзы, под которые так здорово заниматься любовью?
              Нет, я не могла смириться с этой потерей. Не могла и все.
              Пусть я несовременная, примитивная дура, но я хочу, чтобы он всегда был рядом. И если только таким способом можно удержать его, тогда я хочу за него замуж.
              Времени было без двух минут двенадцать.
              - Эй, ты не спишь? - шепотом задала я в трубку дурацкий вопрос, хотя знала, что он всегда ложится не позже одиннадцати.
              - Сплю, - односложно откликнулся он и замолчал.
              Мне некогда было играть с ним в кошки-мышки, поэтому я с ходу решила сообщить ему результат своих рассуждений.
              - Я люблю тебя и хочу за тебя замуж! - твердо сказала я, и тут же усомнилась в правильности принятого решения, поскольку он ничего не ответил.
              Я подождала целую минуту, но за это время так ничего и не произошло.
              - Это ведь неправда, что ты больше не любишь меня? - наконец жалобно спросила я.
              - Естественно, нет, - он был прямолинеен и скуп на слова.
              - Так, значит, это был эксперимент! - едва не сорвалась на крик я, но вовремя сдержала свои неуемные эмоции. - Тебе хотелось видеть, как я унижаюсь?
              - А разве ты унижаешься теперь? - ответил он вопросом на вопрос.
              - ?
              Мне нечего было ответить ему. Разве сказать о своей любви - это унижение? Я хотела только одного - чтобы он вернулся. На любых условиях, при любых обстоятельствах.
              - Ты женишься на мне, правда? - я так боялась услышать в ответ что-нибудь неопределенное, вроде "даже не знаю теперь".
              Но он был мужчина, и я не зря выбрала его из всех.
              - Конечно, - просто сказал он, и мне захотелось зарыдать. - Завтра я приеду, и мы пойдем в ЗАГС.
              - Как, так быстро? - я испугалась его решительности. - Может быть, мы подождем немного...
              - Нет, - он твердо отмел все мои сомнения. - Мы уже достаточно ждали. Больше ждать я не желаю.
              - Хорошо, - обреченно согласилась я и посмотрела на часы.
              Мы оба опять замолчали, и мне даже показалось, что он там уснул.
              - Время закончилось, - по привычке замечать парные цифры тихо сказала я.
              - В каком это смысле? - сонно удивился он.
              - Сейчас на циферблате четыре нуля, и мы живем вне времени.
              - Глупости, - устало констатировал он с кошмарной уверенностью мужчины. - Сейчас начнется новый день. Ближе к вечеру я приеду, и мы обсудим детали. И, пожалуйста, без глупостей. А теперь извини, я ужасно хочу спать.
              - Спокойной ночи, - поторопилась закончить разговор я, но в трубке уже раздались короткие гудки.
              Он всегда вешал трубку первым.
              В этот момент, как он и обещал, на циферблате выскочила шустрая единица, и начался новый день. В ванной ничего не подозревающий Александр выключил воду. Вечер был безнадежно испорчен, а впереди меня ждала длинная печальная ночь перед началом новой жизни. Последняя ночь в одиночестве. Я вздохнула и поплелась на лоджию за раскладушкой для гостя.

     
    * * *

    В просторах рыжебоких дюн
    Гуляет ветер, дик и юн.
    И море шелестит волной,
    Но ты не встретишься со мной.
    Здесь час назад был пенный вал,
    Меня другой с собой позвал.
    Он мне принес любовь-беду,
    Я столько лет к нему иду.
    Моя рука - в его руке,
    Янтарь лучится на песке.
    И солнце в капельках воды
    Позолотит мои следы.

     
    * * *

    Ничего не сказал.
    Только хлопнула дверь...
    И шаги во дворе,
    Как предвестье потерь.

    Бесконечно одна...
    Мысли, как палачи,
    И бокалы без дна,
    И надежда в ночи,

    И испуганный дом,
    Сердца стук в тишине,
    Снега скрип за окном...
    Ты вернулся ко мне?

     
    * * *

    "Наш клен засох минувшим летом.
    Я не могла ему помочь..." -
    Я напишу тебе об этом,
    Когда уйдет с порога ночь.

    "Наш дом сломают этим летом,
    И срубят сад, и спустят пруд..." -
    Я напишу тебе об этом,
    Когда тревоги отойдут.

    "Мне жить осталось только лето,
    А впереди - далекий путь..." -
    Я напишу тебе об этом
    Потом, потом... когда-нибудь...

     
    * * *

    Ты спишь, а по подушке гуляет луч веселый
    И манит, манит в травы, в луга с собой уйти.
    Я поскорей задвину раскрывшуюся штору.
    Я не имею права тебя не отпустить.

    Я не люблю разлуки. Я так привыкла вместе
    Сидеть с тобою утром за чаем у стола.
    Но, стискивая руки, верну тебя невесте.
    Скажи мне, разве мало я этих встреч ждала?

    Я знаю все, что будет... Пройдет за летом лето.
    Я вспомню день прощанья, ваш свадебный обряд.
    Меня молва осудит за тихие рассветы,
    Где каждой новой встрече ты, как и прежде, рад.

    Твоя жена, конечно, сейчас готовит ужин.
    Иди - уж ночь стучится в печальное окно.
    Ты в этой муке вешней как никогда мне нужен,
    Но это было, было уже давным-давно.

    Ты мне чужим не станешь. Как прежде завтрак в восемь.
    Вставай скорее, слышишь, за окнами гроза.
    Как жаль, что не обманешь подкравшуюся осень,
    Которая взглянула в счастливые глаза.

    Ты спишь. А по подушке крадется луч усталый,
    Последний в этот вечер, но мне не до него.
    Мы в суматохе жизни намного старше стали,
    Нам остаются встречи. И больше ничего.

     
    * * *

    А ты вернулся... Годы летели мимо, мимо,
    И я уже не помню, когда расстались мы.
    Пусть вижу я, что снова желанна и любима,
    Но в зеркале печальном - все признаки зимы.

    Поверить в то, что было, почти что невозможно.
    Мы называем счастьем напрасные мечты.
    Теперь мы снова вместе, но в доме так тревожно:
    То скрипнет дверь, то ставня, то просто вздрогнешь ты.

    Былого не воротишь. Мы разучились слушать,
    Как дождик моет окна и как дрожит рассвет.
    Ты оглянись на дальнем знакомом повороте
    И возвращайся снова сквозь вереницу лет.

     
    * * *

    Мы будем вспоминать весь вечер,
    Как приходил с работы ты,
    Как в доме загорались свечи,
    Как пахли мокрые цветы,
    Как за окном ворчала вьюга,
    Как мы любили в эту ночь,
    Как потеряли мы друг друга,
    Как я воспитывала дочь,
    Как быстро пролетели годы,
    Как у тебя родился сын,
    Как добивался ты свободы
    И столько лет провел один.

    Мы вспоминали целый вечер,
    И ты потом не смог уйти...
    А небо зажигает свечи
    На карте Млечного пути.

     
    * * *

    Того, что я дала тебе,
    И встречи наши и разлуки
    Пусть больше ни в одной судьбе
    Не сотворят людские руки.

    Пусть звонкий смех колоколов
    Меня с презрением осудит,
    Но на Земле ни у кого
    Такой любви пускай не будет.

    Я не хочу тебя любить
    И не умею ненавидеть.
    Я целый мир могу забыть
    За миг, чтобы тебя увидеть.

     
    * * *

    Богом данная дорога
    Убегает от дверей.
    Примешается тревога
    К краткой радости моей.

    Бесконечные разлуки
    Нам с тобою суждены.
    Всепрощающие руки
    Так испуганно нежны.

    Время - верное лекарство.
    Сколько мне его испить!
    Провожу тебя на царство
    И забуду... может быть...

     
    * * *

    Ненаписанные строки
    Сложатся в стихи.
    Ты сочтешь мои упреки,
    Я - твои грехи.
    Ты сочтешь мои измены,
    Я - твоих подруг.
    Мы, желая перемены,
    Рвем порочный круг.
    Неоконченные фразы,
    Соло для дождя...
    Мы расстанемся не сразу,
    Раны бередя.
    Я сочту твои упреки,
    Ты - мои грехи...
    Ненаписанные строки
    Сложатся в стихи.

     
    Шут

    С могучей болью не могу тягаться -
    Повсюду боль.
    Опять в ночи беснуются паяцы,
    Но глух король.

    Здесь не оставят женщин без вниманья.
    Для из утех
    Раскачивает вековое зданье
    Мой гулкий смех.

    А кредиторы требуют уплаты
    По всем счетам.
    И я продам копье, и щит, и латы,
    Коня продам.

    И тихо сатана предложит росчерк,
    Полет пера.
    Так будет и разумнее и проще -
    И боль ушла.

     
    * * *

    То ли плач, то ли смех, то ли страх, то ли боль...
    Никуда не вернусь, ничего не верну.
    То ли раб в кандалах, то ли в замке король,
    То ли многих любил, то ли любишь одну.

    Если лгали глаза, то не верю словам,
    Если хочешь забыть, то забыть не дано.
    Может ты виноват, может я не права...
    Видно кто-то подсыпал отравы в вино.

    И в бокалах вскипает мучительный яд,
    В обезумевших пальцах теплеют ключи...
    А последние мысли, как мошки, летят
    В неподвижное пламя оплывшей свечи.

     
    * * *

    Мне неведомы сомненья.
    Кони, звезды, степь...
    Но серебряные звенья
    Не сложились в цепь.

    Мне не верилось в разлуки.
    Солнце, рябь воды...
    Но опущенные руки
    Словно знак беды.

    Я надеялась на встречу.
    Вьюга, снег со льдом...
    Но опять приходит вечер
    В брошенный мой дом.

    И скучает по морозу
    Шубка на гвозде.
    И с неведомой угрозой
    Тьма шуршит везде.

    Дому снятся слезы марта
    И ручьи вокруг,
    И рассыпанные карты
    Меж уснувших рук.

    Но на зеркало с опаской
    Взглядывает пес,
    И камин безумной пляской
    Все дрова унес,

    А январь морозным шелком
    Выткал мне окно.
    И, конечно, ты пришел бы,
    Ты б вернулся, но...

    Мы одни на целом свете -
    Верная семья.
    За окном резвится ветер.
    В доме - пес да я.

     
    * * *

    Панихиду по мне отпели
    И ушли, не захлопнув дверь.
    Лишь застенчивые капели
    Вспоминают мой дом теперь.

    Над остывшей моей постелью
    Ткет февраль паутину бед.
    Я ласкаюсь к тебе метелью,
    Заметая твой белый след.

     
    * * *

    Прости за то, что я опять вхожу
    В луче не умирающего света.
    Прости, что я правдивого ответа
    На твой простой вопрос не нахожу.

    Прости, что не умею врачевать
    Души не затянувшиеся раны,
    Что тороплюсь всегда, и слишком рано
    Уйду и не останусь ночевать.

    Прости за жизнь, где каждый мой каприз
    Был соткан из вечернего тумана,
    А я - страница старого романа,
    Погубленного пошлостью кулис.

     
    * * *

    Усталый бес улегся спать в камине,
    И в серый плащ закутался портрет.
    И рядом с фонарем белесый иней
    В себя вбирает обнаженный свет.

    Последний луч скользнул по бледной коже,
    И нет границ - сплошная полутень.
    А у окна - испуганное ложе,
    Где в лихорадке умирает день.

     
    * * *

    Ностальгия по прожитым дням,
    Ностальгия по зимам и веснам,
    По далеким и близким огням,
    По кувшинкам и брошенным веслам.

    По забытой в овраге реке,
    По улыбке, родной и беспечной,
    И по чьей-то горячей руке
    Там, в неведомом, будущем, вечном.

     
    * * *

    В тиши озер и в глубине небес
    Какая-то чарующая нежность,
    И в звуках скрипки - легкая небрежность,
    Тебе ее отдал лукавый бес.

    В тиши алькова, в темноте души
    Восточная обманчивая страстность.
    И старый дом таит в себе опасность,
    Как верность побежденного паши.

    Вокруг меня сомкнулся ночи круг.
    Потуплен взор. С плеча сползает платье...
    Я знаю, что из плена этих рук
    Нет выхода... Есть вечное проклятье!

     
    * * *

    Я покину тебя не на день, не на год - навсегда.
    Я уеду, и больше не будет ни встреч, ни прощаний.
    Я входила в твой дом так, как входит чужая беда
    Со страниц дневников, из потерянных завещаний.

    Я серебряной нитью скользну по твоим волосам
    И растаю вдали, словно поезд, за гранью тумана.
    Я не верю себе: ни глазам, ни мольбам, ни слезам.
    Я, как призрак любви, создана из стекла и обмана.

    Ты меня не сумеешь забыть ни в объятьях зимы,
    Ни лаская весны изумрудно-русалочьи косы.
    Уходя, я спрошу: "Разве не были счастливы мы?"
    И ответ унесу, а тебе оставляю вопросы.

    Уезжая из проклятой Богом и чертом земли,
    Я тебе подарю для гербария солнечный лучик.
    И на Черное море отправлюсь встречать корабли
    И сердца капитанов вином и разлуками мучить.

     
    * * *

    Красный август уплыл, словно лист, по сентябрьским лужам.
    Телеграммой отправленной в прошлое рвется душа.
    Ты сегодняшней ночью незримым вторженьем разбужен -
    Я вхожу в твои сны легким росчерком карандаша.

    В изголовье кровати свернулась персидская гостья.
    Ты глядишь в тишину, и проходит ни год и ни два.
    Я бросаю на стол наших судеб игральные кости
    Под созвездием мирно уснувшего желтого Льва.

     

    Другие тексты Светланы Смолиной

    Авторская страница Светланы Смолиной: http://www.chat.ru/~smol

    http://grustno.hobby.ru/
     

    Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!