Раки
(Абстракция)

 
1. Вначале

Я сидел на кухне и ел раки. Раки были совершенно одинаковые. Красные, солоноватые и неудобные. Потому что пальцы уставали ломать их хитин. Но я делал это, потому что раки были достаточно вкусные. Пива не было, потому что я его не пью, - не было вообще ничего, потому что чай пьют вечером, кофе утром, а Schweppes Bitter Lemon или Coca-Cola - согласитесь, не для раков. Поэтому я просто лопал их всухомятку.

Тут кто-то позвонил.

Подозреваю, что вынужден буду дать небольшое отступление. Совсем маленькое. Так вот, знаете, что самое неприятное в жизни? Самое неприятное - это когда ты ешь (к примеру) горячий суп, причем: какой-нибудь обязательно трудно отстирывающийся горячий суп, сидя на кухне спиной к дверям, внезапно тебе на плечо кладут руку (ну, разумеется, не Фантом Оперы, а кто-нибудь, решивший зайти к тебе на кухню и заставший тебя за едой), ты страшно пугаешься, проливаешь ложку (если не тарелку) этого супа себе на, скажем, ноги, громко ругаешься матом, хватаешь полотенце, чтобы вытереть стол, бежишь замачивать то, на что тебе капнуло супом, и тут-то, кто-нибудь и звонит в дверь. Причем так, как будто от громкости, пронзительности и продолжительности звонка зависит его жизнь.

Ну так вот, в этот раз было почти так же. Я был полностью, с головой и ушами, погружен в свои мысли и, конечно, не ожидал звонка. А он раздался. Громко и пронзительно. Я вздрогнул, сказал кое-что и уронил рака себе на колени, естественно, посадив на брюки пятно. Вы скажете: "а нечего раков есть в брюках!" Правильно. Но я же просто с вами делюсь. Схватив рака, я побежал к двери. С обычной своей осторожностью не глядя в глазок, я резко, эпатажно распахнул дверь.

Любите штампы и литературизмы?

Ну, пожалуйста.

На пороге стоял неказистый мужичонка. На голове его была ушанка, сам он был одет в кожаную куртку стандартного турецкого покроя (если это можно назвать покроем), длинные шорты, черные носки и кроссовки.

- Здравствуйте, - сказал я. Это не потому, что я такой вежливый печальный интеллигент (хотя и поэтому тоже), а потому, что я не придумал ничего более умного.

- Ага, - сказал мужик. - Ну так я войду?

- А, собственно, почему? - несмело возразил я.

- А разве вам еще не сообщили? - спросил он.

- Нет, - сказал я.

- А, - сказал мужик. - Значит, рано. Но войти мне все равно надо.

Тут я вообще совершил (а, точнее, сказал) глупость.

- А, документик, может, какой есть? - пробормотал я.

- Есть! - вскричал мужчина и показал мне его документ.

В общем-то, это была обычная корочка, на которой крупными буквами было написано: "Пропуск". Внутри была фотография человека, совершенно не похожего на незнакомца, и все. Больше ничего не было. Куда пропуск, чей пропуск, когда выдан. Видимо, это был универсальный пропуск.

- Послушайте, - сказал я, начиная казаться занудным самому себе. - Ну не могу же я просто так вас пропустить.

- А за деньги? - прищурив глаз, спросил мужик.

- За какие деньги? - оторопело спросил я.

- За доллары, - сказал мужик. - За зеленые доллары с изображением американских президентов.

- Нет, - твердо сказал я. - Почему вам так надо попасть ко мне домой? И вообще, это все достаточно глупо. Уходите.

Так сказал я и закрыл дверь.

Пошел на кухню и доел раков. Вымыл посуду (точнее, тарелку).

И подумал, что, может быть, я пропустил первое и последнее в своей жизни приключение.

 
2. Поехали

И мне стало так жалко этого приключения, что я (руководствуясь какой-то странной мыслью) подошел к двери и открыл ее. Видимо, думая, что мужик еще там.

И я не обманулся.

- Доел? - спросил он.

- Доел, - сказал я.

- Ага, то-то, - сказал мужик, - нет, чтобы предложить. Да, ладно, Бог тебе судья.

Я решил играть по его правилам.

- Ладно, - сказал я решительно, - разводить тут. Когда приедут?

Мужик выпростал руку из кармана. В руке зажаты были часы на цепочке, очень старомодного вида.

- Да вот с минуты на минуту, - ответил он. - Ладно, я зайду?

- Да заходи, - пожал плечами я.

Мужик, не снимая кроссовок, ушанки и куртки, прошел в комнату, где телефон был на видном месте, снял трубку и набрал номер.

- Алло, - сказал он, - Александра попросите.

- Да, - ответил он после паузы, - да, это по поводу рыбалки.

- А, Саш, - сказал он с каким-то полувздохом, - ну, я на месте. Ребята едут? Хорошо, я сейчас ему скажу. Да, там Вале скажи, чтобы не нервничала, я куплю сыра, колбасы, короче, все, что она просила. Ну давай. Ага. Ну давай. Ну пока. Да, что? Да я же сказал, все нормально. Валь, да все в поряде. Ага, целую. Пока.

Он повернулся ко мне.

- Ну чего, - сказал он, - пацаны уже едут, сейчас разберемся.

- Куда едут? - спросил я, решив не удивляться ничему.

- К тебе.

- Да нет, я не могу сегодня, - ответил я, - а вам разве Сема не передал?

- А Сема же болеет! - сказал мужик. - Фигли ты ему-то звонил, когда мог мне?

- Да мне сподручнее Семе, - сказал я.

- Блин, - посетовал мужик, - ребят отворачивать придется: А ты точно не можешь?

- Да не, никак, - сказал я.

- Ну ладно, - вдруг как-то порывисто спохватился мужик, - до свидания.

Он пробежал мимо меня в морозную ночь.

И тут прозвонил телефон.

Вздрогнув, я подбежал к нему и схватил трубку. Послышалось долгое шипение, а потом кто-то, видимо, очень издалека, каким-то задушенным голосом проговорил: "Алло, это вы?"

- Да, - ответил я.

- А Хаким у вас уже был? - спросил голос.

При всем моем самообладании я не смог удержаться от вопроса:

- Какой Хаким?

- Ну, - охотно пояснил задушенный голос, - такой невысокий, плюгавенький, откровенно говоря, приглуповатый, лысенький, нерасторопный и неуклюжий мужичонка, у него еще постоянно с собой часы его прадеда, кстати, вы знаете, кто был его прадедом? Нет? Вышинский, да, да, тот самый Вышинский, коммунистический палач, - голос на минуту остановился, как будто давая себе передышку, а потом снова заговорил. - А вы сами-то кто будете?

У меня к этому времени накопилось уже много вопросов, как-то: почему, если голос не знает, кто я, он тем не менее спокойно и уверенно звонит по моему телефону, почему правнука Вышинского должны звать Хаким, и что вообще происходит. Но, вспомнив, что, единожды ты взялся за гуж, не надо жаловаться на его размер, я решил не задавать ни одного из мучавших меня вопросов, а попытаться подыграть.

- А, Сема, это ты, да? - почти уверенно сказал я.

- Да, - сказал голос, - это я, Сеня.

Какой к чертям Сеня, подумал я.

- Сенечка! - типа, обрадовался я. - Ну, как дела, дорогой? Говорят, ты приболел?

- А почему вы ко мне обращаетесь так, как будто я мужчина? - спросил голос возмущенно. - Сенечка - это женское имя. Было, есть и будет. И ничего я не приболела, просто на работу не пришла, и все.

- А где ты работаешь, э-э-эээ:, Сеня? - спросил я.

- Да ты что, Лева, с ума сошел? - спросил голос. - Мы же с тобой работаем в одной конторе!

Ага. Я, оказывается, в придачу ко всему еще и Лева. Интересно. Хотя, вообще-то, не очень.

- Тогда, я боюсь, вы ошиблись номером, - сказал я вежливо.

- Ну да, конечно, я ошиблась, сейчас, - сказал голос таким тоном, как будто само предположение возможности такой ошибки было равносильно осквернению святыни. - Я никогда не ошибаюсь! У меня пятьдесят шесть: нет, пять подруг, и я помню телефоны их всех, то-то, молодой человек, и не вам мне говорить, что я: - голос начал переходить в тихое брюзжание, пока не затих. Потом на другом конце провода положили трубку.

Не знаю, почему, но меня все это одновременно интриговало и настораживало. Что-то было не так. Я оделся и подошел к двери. Раки, конечно, хорошая штука, но хлеба в доме не было, и не мешало бы его купить. Я открыл дверь. На пороге стоял Хаким. Только теперь он был выше сантиметров, как минимум, на тридцать, и поэтому стал выше меня. И - я не ошибся? - на голове его были рога.

- Ээээ, - пробормотал я и отступил назад.

- Что эээ? - вполне дружелюбно произнес Хаким.

- Да так это, ведь, - сказал я.

- Да ты что, шуток не понимаешь? - сказал Хаким, снимая сапоги на двадцатисантиметровой шпильке и накладные бумажные рога. - Ну, ты что? Ведь Новый Год скоро.

- Какой, к чертовой матери, Новый Год? - заорал я. - Какой новый год, если вчера было двадцать пятое июня?

- Мало ли, что было вчера, - сказал Хаким спокойно. Он подошел поближе, улыбаясь. Мне стало страшно.

- Не подходи ко мне, - закричал я так громко, как только мог.

И вдруг, по мере того, как я на него орал, Хаким стал отгибаться назад, как лист фанеры на сильном ветру, и отгибался до тех пор, пока не упал. Я подошел и посмотрел на него. Хаким был двухмерным. Он был нарисован на большом куске плотной бумаги. Причем нарисован далеко не лучшим образом. Я взвыл и бросился прочь из своего дома, думая: "Вот, идиот чертов, хотел приключений? Так получай!", открывая на ходу дверь, туша свет: и вовремя остановился. Потому что пола не было, и дома, судя по всему, тоже не было, а за порогом моим был обрыв высотой где-то в метр. Внизу, прямо под этой импровизированной стеной, не давая мне спокойно спрыгнуть, сидела бабка в дождевике. Видимо, шум, производимый мной, привлек ее внимание, она повернула ко мне свое сморщенное лицо и просипела:

- Сынок, не хочешь редисочки?..

 
3. Антверпен

- А иди-ка ты, бабка, в жопу со своей редисочкой!! - заорал я, разбежался и, сделав красивое сальто-мортале, приземлился в полуметре от бабки. Дверь мягко захлопнулась. - Простите, - сказал я, подумав, - я не имел в виду вас обидеть.

- Да ладно, сынок, что уж там, - сказала бабка, с головой уйдя в мешок со своей редиской. Чрез пару секунд, впрочем, она вылезла из него и с криками: "Ирод! Рабочий люд не уважаешь!" с силой швырнула в меня два пучка редиски, один из которых попал мне в лоб и опрокинул навзничь, а второй - как раз туда, куда я меньше всего бы хотел. Но он, тем не менее, туда попал, от чего глаза мои вылезли на лоб, а тело скрючило.

- Ах ты, старая карга! - вскричал я, бросаясь на бабку с кулаками. Однако та на редкость споро и проворно откинула прочь мешок с редиской, который закрывал ее почти полностью. Оказалось, что рядовые советские бабки-продавцы редиски носят боевое кимоно и имеют, как минимум, красный пояс. Пытаясь защититься от боевой бабки, я обнаружил, что в левой руке держу громадный молот и, когда она с боевым кличем "Хадж-мэ!" побежала на меня, я, развернувшись, сплеча впаял этим достойным орудием ей прямо между бровей. Эффект, как бы то ни было, оказался прямо противоположным ожидаемому - бабка, вместо того, чтобы упасть в лужу крови, мягко отскочила, как каучуковый мячик и, прыгая, удалилась к горизонту.

Я посмотрел на часы. И не очень удивился тому, что стрелки встали прямо перпендикулярно циферблату, то есть строго вверх, в небо. Естественно, определить время по таким часам было очень сложно, но внутренний голос подсказывал мне, что было тринадцать тридцать шесть.

Мимо прошли восемь человек. Каждый нес под мышкой двоих бумажных Хакимов. Я подошел к ним.

- Простите, что вмешиваюсь, - сказал я. - Вы не подскажете, что это вы несете?

- Как это - что? - сказал один из них, негр с голубыми глазами, посмотрев на меня, как на ненормального. - Бумажных Хакимов.

- А куда? - спросил я, продолжая упорствовать в своем невежестве.

- Да вот, на пароход, - сказал негр. Когда он это сказал, остальные принялись усиленно кивать.

Да, кстати, я не сказал, что вокруг простиралась пустыня?

- А на какой пароход? - спросил я, вежливо улыбаясь.

- Рейс Антверпен-Антверпен, - сказал негр. Остальные продолжали кивать.

- Так где же мы сейчас? - улыбнулся я.

- В Антверпене, - засмеялся негр.

Группа носильщиков, отсмеявшись, ушла.

Хм, Антверпен, так Антверпен, подумал я. Но разве в Голландии есть пустыни?

- Разве в Голландии есть пустыни? - закричал я в морозный воздух.

- Есть, сынок, есть, - ответила бабка, которая уже успела вернуться и вновь усесться за свой неизменный мешок.

 
4. HTTP://

Я, наконец, догнал корабль, прыгнул на палубу и уселся у иллюминатора. Подошел стюард.

- Что желает сэр? - спросил он, услужливо нагнувшись к самому моему уху.

- Сэр желает знать, где он, - неприветливо отозвался я.

- Что желает сэр? - спросил стюард еще раз.

- Я хочу знать, где я! - громко повторил я.

- Что желает сэр? - все так же негромко и с полуулыбкой спросил стюард.

Я посмотрел на стюарда и понял, что с ним было не так. У него из спины торчал огромный ключ для завода, как в старых советских игрушках. Я достал ключ и положил на пол. Стюард сказал "Кхр" и упал на землю.

- Антверпен, - сказал громкий голос надо мной.

Я огляделся. Мимо прошли негры с Хакимами под мышкой, сошли по сходням на причал и медленно исчезли где-то вдали. Мимо прошла огромная мокрая собака, неприятно косящая глазом. Мимо пробежал капитан и с криком "Виват!" прыгнул в воду, моментально пойдя ко дну. Вперед прошли гардемарины. Я стоял сзади всех. Внезапно мир повернулся, и я понял, что я теперь спереди. Ко мне подошла женщина в белой тоге с амфорой, из которой доносился запах прекрасного вина.

- Оракул, - сказала она, - когда вернется мой муж?

К ней подбежал мальчик. "Да, дяденька," - сказал он, - "когда папа вернется?"

- Твой папа, мальчик, - сказал я медленно против своего желания, - сейчас под Троей, но ударится щит Ахилла о земли троянские, протащат Гектора под стенами Трои, оплетут змеи Лакоона, деревянная лошадь войдет в стойло, и твой папа вернется. Через девять лет это будет.

Женщина судорожно сжала амфору рукой.

- Он жив, Пенелопа, - сказал я, - не бойся, Телемах, жив он.

- Спасибо, оракул, - сказала женщина, - я поняла.

Они ушли.

Я понял, что мне пора домой.

Я начертил на песке надпись http://www.home.com и нажал на нее рукой.

Вназапно все быстрее мысли промоталось назад, мимо стюарда, мимо негров, мимо бабки, мимо Хакима, и вот я вновь сижу на кухне и ем раков. Где мои часы?

 
5. Девять

- Вот видишь, сынок, - сказала женщина, показывая на диковинную штуковину, внутри которой что-то неустанно двигалось, - видишь, вот эта стрелка пройдет дважды этот круг. Так пройдет день. Она шестьдесят раз пройдет этот круг - и пройдет месяц. Она должна будет двенадцать раз по шестьдесят пройти этот круг, и девять по двенадцать, и вернется твой папа.

Глотая какие-то слезы, женщина пошла ткать.

А мальчик нарисовал круг и медленно ходил, осторожно ступая по этому кругу.

* * *

Карбиньяр и мальчик

Рассаживайтесь поудобнее. Я расскажу вам историю про торговца чаем Карбиньяра, про мальчика и про сэра Грэма О'Хара.

Между гор на острове стоял город. Весьма небольшой, но выстроен он был на совесть и со вкусом, так, что людям нравилось жить в нем. Их было не так уж и много, всего-то пара сотен, но даже такому количеству людей надо когда-то пить чай. И поэтому в городе была одна-единственная чайная лавка. Заправлял в ней не китаец, как можно было бы подумать, а человек довольно странный; был он светло-коричневого цвета, невысокий, полноватый, лысеющий, надевал в основном рубашки из мягких тканей с короткими рукавами, шорты такие же и сандалии. Приходил он в магазин рано утром – и никто обыкновенно не замечал его, уходил же поздно вечером, так стоит ли говорить, что и вечером его толком никто не видел? Однако таинственного в этом было мало, он просто усердно работал. Единственной необычайной деталью в нем была его редкая доброта. Всегда любого покупателя он обслуживал с ласковыми словами на устах, перевешивал чаю и долго смотрел вслед. Магазин его стоял на отшибе, поэтому покупатель уходил по той же дороге, по которой приходил, и торговец мог себе позволить простоять за прилавком пару минут, глядя на постепенно уменьшающуюся фигурку его недавнего собеседника. Но, верно, мысли его были где-то еще в этот момент. Особенно же торговец любил детей, а они – его. Он всегда выуживал для них откуда-то из-под прилавка горсть конфет и говорил: "В субботу запустим с вами змея". Но в субботу лавка всегда была закрыта. Дети вначале обижались, а потом привыкли и стали ждать. Обычно на вопрос, куда он уезжает в субботу, торговец говорил: "В Хазорн, там отличные чернила. Я за чернилами". И дети важно и понимающе кивали головами. Хотя чернил в лавке не было. В Хазорне же была и Гавань.

А звали торговца Карбиньяр.

Карбиньяру было пятьдесят девять лет. Он уже думал о том, как отпразднует свое шестидесятилетие. У него в Гавани была маленькая лодочка, и немного денег он скопил за время торговли чаем. Он думал в субботу (а как раз на субботу, он подсчитал, выпадет его день рождения) наконец запустить с детьми змея, потом купить в Хазорне мандаринов – он их очень любил – и попрощаться с городом. Отплыть в другое место, там, возможно, тоже организовать лавку – и продавать там мандарины. В свое время Карбиньяр торговал в Ашоне, там он тоже продавал чай. Пока ему это нравилось, но он предчувствовал, что к шестидесятилетию ему наскучит. Чай же ему привозил в Хазорн загадочный человек. О нем у нас будет примечание.

--- Примечание о загадочном человеке ---

Он был высок и мрачен, и чрезвычайно молчалив. Он кутался в какой-то потрепанный кусок ткани и предпочитал стоять спиной к солнцу. Как-то Карбиньяр все же увидел его лицо. Лицо как лицо, только чрезвычайно худое. Карбиньяр спросил человека, отчего он так худ. "Мор," – коротко ответил тот. "Голод?" – не понял Карбиньяр. "Мор, – повторил худой. – Бери свой чай". Оказывается, человека звали Хлур. Хлур был доктор из сел, что граничат с Хазорном. Там он лечил людей, а для лечения им нужны были фрукты. А кроме фруктов, есть было нечего. Так вот, Хлур до неприличия исхудал. Однажды Карбиньяр принес ему пакет мандаринов. Хлур съел один и сплюнул кровью. "Мандарины?" – спросил он. "Да", – виновато ответил Карбиньяр. Тогда Хлур косо улыбнулся и отдал Карбиньяру пакет. "Мне от них плохо. Но спасибо", – пробормотал он уже вполоборота. Затем он сел на весла и уплыл, обратно к себе. То было недавно, в следующую же субботу приплыл другой человек и сказал, что Хлур умер от мора. Затем человек улыбнулся Карбиньяру и сказал дословно следующее: "Будем с вами сотрудничать. Меня зовут Гарах". Карбиньяру Гарах не понравился. Он буркнул что-то, заплатил за чай и ушел. Дальше этого впредь их разговоры не простирались.

--- Конец примечания ---

И вот однажды в лавку к Карбиньяру пришел мальчик. Один из тех, что каждый раз, как отпускали родители, приходил за своей горстью конфет. Он был какой-то испуганный и заплаканный. Он быстро-быстро подошел к прилавку и сказал:

– Дядя Карбиньяр, что это? – и показал ему коробку из-под чая "O'Hara's Earl Grey" – чай "О'Хара, с бергамотом".

Карбиньяр очень удивился.

– Это же чай! – воскликнул он. – То есть, был чай! А что?
– Смотрите, – сказал мальчик дрожащим голосом. На коробке было написано рукой самого владельца знаменитой чайной фабрики: "May all your journeys be pleasant – Да будут легки Ваши пути". Мальчик поскреб пальцем эту надпись, и она начала отходить – неохотно и медленно, но верно.

– Мама говорит, что это написали вы, дядя Карбиньяр, потому что типографская краска не соскребывалась бы. А еще она говорит, что вы обманщик, и от вас надо держаться подальше – вот и змея вы обещали запустить сколько раз, и не запустили. И вообще, – мальчик хотел что-то сказать, но горький спазм глотки его задушил, и он только тихо всхлипнул. – И что вы конфетами нас подманиваете.

Карбиньяр помолчал. Да, действительно, эти надписи на коробках делал он. Он еще и гордился тем, что все надписи были разные, никто бы не сумел найти двух одинаковых. Поэтому он приходил так рано, уходил так поздно, а по субботам покупал в Хазорне чернила.

– Слушай, – сказал он мальчику робко, – но какая разница, кто это пишет, сэр Грэм О'Хара, или я?
– Большая, – с детской убежденностью сказал мальчик. – Сэр Грэм – знаменитый чайник. То есть человек, который делает чай. А вы кто?

Только ребенок мог так больно обидеть. Бесхитростный Карбиньяр же решил в свою очередь неприятно поразить мальчика.

– Ах вот, как ты мне платишь за мои конфеты? – с утрированной горечью сказал он. – Так знай, никакого сэра О'Хары нет, и никогда не было. "Знаменитым" же он стал благодаря моему же чаю. – Карбиньяр хотел еще добавить "сопляк", но сдержался.
– Как же это? – спросил мальчик. – Как же это – не было?
– Очень просто, – обиженно ответил торговец. Казалось, он потемнел еще больше, и стал ниже, полнее и вообще беззащитнее. – Я же говорю, все надписи писал я. Не хочешь – не пей. Пей другой чай. И маме своей так и передай.

С этими словами торговец спустился в кладовую и вышел через заднюю дверь, которая вела из погреба наружу, предварительно захватив узелок с монетами. Обойдя домик, он увидел, что мальчик озирается, как будто ожидая продавца. Потом мальчик пожал плечами и, взяв коробку, убежал. Карбиньяр запер входную дверь и пошел по дороге в Хазорн. Там он сел в свою лодку и отгреб от берега. Потом сплюнул, причалил, отошел, купил пакет гигантских мандаринов, забросил их в лодку и опять отплыл. Теперь уж он без остановки греб и греб, и вскоре скрылся за горизонтом.

Через некоторое время на рынке города, что между гор на острове, как бы ниоткуда, стал появляться чай, а краска с надписью от сэра О'Хары теперь уже не стиралась пальцами, потому что нанесена была типографским способом.

Возможно, не так уж и плохо просто продавать чай.

http://grustno.hobby.ru/

Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!