|
Реминисценции
или
Записки сивого мерина
Такое длинное короткое детство
Антон, босой, в одних трусах, загорелый до копчёности, бредёт по лугу, залитому прозрачной тёплой водой.
Мягкая, шёлковая луговая трава обнимает щиколотки и тянется следом, не отпуская. Луг огромный - широкий и длинный-длинный... Он тянется по всей Широкой Балке, тоже длинной, как собачья песня.
В самом низком его месте течёт речушка без названия, совсем неширокая и мелкая, поросшая камышом. Вода в ней чистая и стоя на мостике через речку, можно видеть всю водную живность, шуструю и деловую.
По обе стороны луга - односторонние улицы с убогими глиняными домами, крытыми камышом, построенными сразу после войны. Эти две улицы и являются хутором Широкая Балка, а между собою разнятся названиями - Чёрная сторона и Красная сторона. Названия не имеют никакого отношения ни к анархистским знамёнам, ни к красной армии, хотя здесь широко гуляли, положив немало народа, и те, и другие: просто на левом берегу реки земля чернозёмная, а на правом - почти чистая глина. Пройти и проехать после хорошего дождя здесь можно разве на танке. И то, со специальными гусеницами.
Бабушка живёт на Чёрной стороне. Её дом, самый крайний по балке, прячется в густом роскошном саду. Мимо дома проходит дорога, одним краем упираясь в город Горловку, а другим вбегая в село Железное, плавно переходящее в посёлок Новобратское.
Антону семь лет и осенью он пойдёт в школу. А сейчас вокруг звенит сверчками и прыгает кузнечиками последнее дошкольное томное знойное лето.
В его руках удочка из сухой корявой палки и баночка с червяками. Он вышел на рыбалку, половить в речушке пескарей и сельдявок, но ночью из водохранилища, откуда вытекает речка, сбросили воду. Теперь она залила весь луг и будет стоять дня три-четыре, и о рыбалке можно забыть. Это Антона совсем не расстраивает, скорее наоборот: рыбалка бывает каждый день, а разливы - очень редко. А всё что редко интереснее каждодневного. Он прячет удочку с червями в ветках растущего здесь дерева и бежит по лугу, цепляя ступнями воду и поднимая мириады брызг и ему кажется, что он низко летит над водою.
Из бабушкиного сада слышатся крики:
- Гарря! Гар-ря! Гар-ря, проклятые! Шоб вы сдохли, паразиты! Когда ж вы уже наедитесь, паскуды, шоб вы полопались! - Это баба Дуня, высокая, худая и подвижная, в отсутствие сбежавшего на речку Антона гоняет скворцов, а по-местному - шпаков, пристрастившихся к вишням.
Обычно это обязанность Антона: каждый час бегать по саду и орать истошным голосом <Гаря!>, пугая скворцов. Пугание действует на них крайне слабо, как и стоящие по саду чучела, которые бабушка называет <опудала> и, не успевает Антон закончить процесс изгнания наглых птиц в одном углу сада, как они уже сидят в другом, спокойно клюя ягоды. Их не останавливают даже тела мёртвых сородичей, развешанные на ветках.
- Антон, паразит чахоточный! - Кричит бабушка и голос её эхом прыгает по разлившейся воде, нарушая томную гармонию летнего дня. - Ты куда пропал?! Быстро домой, я за тебя шпаков гонять буду?! Ну, подожди, приедет батько, я ему всё расскажу!
Антон присел в воде и рассматривает сидящую на стебельке бабочку, эту порхающую сказку. Он слышит крики и угрозы, но знает, что бабушка жалуется отцу очень редко, если он уже совеем плохо себя ведёт. Он подпрыгтвает повыше и плашмя падает в тёплую воду.
Бабушка любит Антона, как своего первого внука. Она помнит его с рождения, потому что хоть и родился Антон в роддоме Новобратского, но жили они тогда все здесь и сюда его привезли, здесь он учился ходить и говорить, здесь он делал первую шкоду. Это потом отец Антона с мамой построили в Новобратском дом и переехали туда, навещая бабушку летом и на всё лето сдавая ей Антона, поскольку дом очень долго достраивался и маме с отцом летом было не до Антона.
Автобусы в Широкую Балку никогда не ходили. Нет таких автобусов, чтобы проехать по этим дорогам.
Весь бабушкин двор огорожен забором из вертикальных толстых палок и горизонтальных сухих веток от деревьев, где-то переплетённых, где-то прибитых, где-то привязанных. Потом забор самоукрепился проросшим непроходимым кустарником по имени <дереза>, нагло расползающимся во все стороны и стал непреодолимой стеной.
Со стороны улицы - въезд во двор. Просто въезд, без ворот. А в сторону речки уходит тропинка в траве, по которой бабушка ходит к колодцу на Красной стороне. У бабушки имеется и свой колодец прямо во дворе, выкопанный ещё дедом Антона, но в том, на Красной, вода вкуснее.
Дед Игнат ушёл от бабушки давно, ещё до рождения Антона. Он ушёл на рассвете, на базар в Горловку и пропал навсегда.
Уже потом, несколько лет спустя, оказалось, что дед уехал в далёкий город Армавир и только изредка присылал оттуда письма и то не бабушке, а их живущей в Горловке старшей дочке Лиде, тётке Антона. В письмах он описывал, как счастливо живёт с новой женой, какой у него дом и двор - полная чаша. Дед был редким авантюристом и вруном, ему никто не верил, но бабушка, узнав о письме, плакала вечерами, лёжа на кровати в гулкой тишине дома под потрескивание фитиля в керосиновой лампе, таинственно освещавшей комнату и бесконечный брёх собак на хуторе. Антон лежал рядом, прижавшись к бабушке и тоже плакал оттого, что плакала бабушка, хотя и не понимал причины её слёз.
Потом бабушка стихала и лежала, прислушиваясь к звукам гулкой тишины ночи. Где-то заходились в лае собаки, изредка ухала сова, верещали лягушки в реке и стрекотал невидимый и вездесущий сверчок. Двор за окном был залит ярким светом полной луны, блеклым жёлтым блюдцем повисшей над сараем.
Вокруг было тревожно и тихо. Только громко щёлкали в темноте своими шестерёнками старенькие ходики на стене да доносились звуки из хлева.
Бабушкин дом начинался прямо с хлева.
Тут, в загородке, утробно хрюкал кабанчик размером с небольшой автомобиль, а рядом, на дощатом помосте, стояли три козы, с горизонтальными зрачками, поочерёдно бестолково блеющие. На загаженном глиняном полу толклись куры, протяжно и подозрительно <кокая>. Их опекал петух, нагло-рыжий и заносчивый, всегда готовый показать любой своей наложнице её истинное место в этом мире.
В определённое время у кого-то из коз находились один-два козлёнка, смешные и шелковистые, белые до необычайности, брыкливо мотающиеся по хлеву и сыплющие мелкими шариками; а вместе с курами начинали кататься мягкими жёлтыми пушистыми мячиками цыплята. В хлеву торжествовало такое обилие животных запахов, что захватывало и спирало дух.
В самом доме две комнаты. В первой стояла печка, когда-то давно крашеный голубой краской стол, накрытый истёртой до дыр клеёнкой, с тремя такими же голубыми табуретками, расшатанными намертво, а в углу под стеной жила железная кровать с панцирной сеткой, беспробудно зелёного цвета, на которой спала бабушка.
Во второй комнате находился большой комод с бабушкиной одеждой и самыми важными документами, покрытый байковым покрывалом с русалками. Ещё была кровать с никелированными шариками, на которой спали гости и внуки, а строго посредине комнаты стоял круглый стол и четыре стула, будто вот-вот должны прийти гости и усесться вокруг, и налить, и выпить, и запеть широкую и привольную песню, почти похожую на волчий вой в его самой радостной части.
Здесь везде пахло глиняным полом, оскоминным угольным дымом от печки, лампадным маслом от большой иконы в углу, с Богоматерью и Младенцем, увитой сказочными цветами из фольги, проволоки и воска, а летом всегда было прохладно и чисто.
Вечерами, когда Антон уже должен был видеть третьи сны, бабушка становилась на колени перед образами с лампадкой и начинала бубняще молиться. Всех слов Антон не мог расслышать, но истово повторявшееся <Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков - аминь>, произносимое бабой Дуней часто и почти безнадёжно, вызывало у Антона тоскливое ощущение безусловной конечности сегодня и сомнение в наступлении завтра.
На Троицу бабушка приносила луговой травы и веток, траву рассыпала по полу, а ветки вешала на стенах. Все комнаты становились сказочно таинственными, запах сочной и влажной травы заглушал все остальные и казалось, что ты опять на лугу, откуда только что прибежал, расчёсывая синие от холода ноги в цыпках. С тех пор для Антона запах травы всегда запах праздника. И ожидание его конца...
Богданов
...
- Пора и о женщинах подумать! - Минут через пять напомнил Богданов.
- Аналогично! - Снова согласился Антон и налил по третьему. - За женщин! Пусть они всегда будут умными, красивыми, добрыми, терпеливыми, любящими, верными, неприхотливыми и доверчивыми. Как мы.
- Согласен! - Поддержал Володя.
- Женщин с таким набором качеств не бывает! - Заявил Паша, как главный знаток слабого пола. - Одни стервы вокруг!..
- Ты не там ищешь, - не согласился Антон. - Перейди на другую улицу, они там ходят. Я видел нескольких.
- А?.. Да!.. Я по всем улицам ходил, везде одинаковые. Токо про одно думают. Шоб я женился на них. Тада они на всё согласны.
- На всех сразу? - Не верит Вовка.
- А?.. Да!.. Нет, на каждой. По отдельности.
- У тебя, конечно, строго противоположная задача, - замечает Антон, - овладеть бедной доверчивой девушкой и сбежать, оставив её, зарыданную, в неутешном горе, возможно, с ребёнком на руках.
- А?.. Да!.. А шо ж мне с ней, жизнь связывать? Так я ещё не нагулялся.
- Вот они это и чувствуют, - констатирует Володя. - Слушай, Антон, а ты чем вообще по вечерам занимаешься? Кроме сна?
- Да так: Хожу в кино, в театр регулярно выбираюсь, иногда пью немного, под выходные, но редко, иногда с девушками знакомлюсь: А что, есть идеи?
- Мне без контролёра плохо. Я план делаю, поэтому у меня в машине должен быть стопроцентно оплачиваемый проезд. А зайцев ловить некому.
- А что значит <план делаю>?
- Нам на смену выдают талоны и конкретный план, на какую сумму я их должен продать. Если я месяц подряд привожу план - мне дают премию. Если план перевыполняю немного - премия уже выше. Больше перевыполняю - премия ещё выше. Можно получить до пятидесяти процентов от зарплаты.
- А если ты <делаешь план>, а не можешь за смену продать талоны на нужную сумму?
- Тогда продаю их тем водителям, кто не делает план, но уже дешевле. И сдаю в кассу необходимую сумму. Они имеют свой навар, я - план. А с контролёром намного легче, сам понимаешь.
- А что, давай попробуем, мне всё равно скучно. Когда начнём?
- А прямо завтра!.. Я завтра во вторую смену. Вместе и пойдём. Квитанций у меня нет, так будешь штрафовать талонами на нужную сумму, разрывая их пополам.
- Правильно - пололам! Договорились!..
Киевляне надолго запомнили чешский троллейбус с бортовым номером 625, ходивший в 1972-м году по восьмому маршруту!.. Это был самый нескучный троллейбус во всём городе Киеве. А, может, и во всей Украине...
Богданов производил виртуозное вождение машины, а стоявший рядом с ним Антон объявлял в микрофон остановки, открывал двери и проверял наличие билетов, талонов, проездных и служебных.
- Осторожно, двери закрываются! - Ревели динамики в салоне. - Следующая остановка - Площадь Победы. Выход будет производиться только через передние двери! Пожалуйста, приготовьтесь заранее. Предъявляйте проездные документы!
Пассажиры, которых на этом отрезке набивался полный троллейбус, чертыхаясь и матерясь, проталкиваются к передней двери. Вместе с ними готовятся выйти и те, кому надо через одну, наивно думая, что и тогда их выпустят по этой же схеме. После Победы - метро <Университет>, но здесь Антон уже обещает выпускать всех только через заднюю дверь и народ, радостно проклиная горластого контролёра, протискивается теперь на заднюю дверь, наступая на ноги, цепляясь сумками и отрывая пуговицы. На остановке настырный контролёр быстро выпрыгивает из передней двери и бежит к задней, которую Богданов не спешит открывать, пока Антон не будет готов к отлову зайцев. Выходящие показывают Антону свои проездные билеты и ласково говорят:
- Убивать таких мудаков, как вы, надо!.. - На что Антон вежливо отвечает:
- Спасибо и вам!.. Будем рады видеть вас снова! Заходите:
- Никогда! - Как клятву говорят жертвы террора, гордо вскидывая головы.
Однажды ему удаётся оштрафовать за бесплатный проезд даже трёх цыганок, обвешанных детьми, отчего те поднимают страшный гвалт, крича и на русском, и на цыганском, но Антон неумолим:
- Спокойно, чувалы!.. (<чувал> - на донбасском суржике - мешок.) Или вы платите хотя бы два рубля, получаете квитанции и - на свободу с чистой совестью, или я везу вас до конечной и там сдаю в милицию! Выбирайте сами.
После долгих криков, воплей, предложений погадать на стоимость проезда, уговоров и страшных проклятий в адрес неумолимого контролёра, цыганки с ненавистью тыкают ему два смятых и грязных рубля и, не дожидаясь квитанций, пулями вылетают из троллейбуса, чтобы тут же остановиться, продолжая проклинать Антона, его троллейбус, его родню и тот момент, когда они сели в машину к этой паскуде и сволочи.
- Спасибо! - Улыбаясь, отвечает Антон. - Пусть все ваши пожелания с вами же и сбудутся! Пусть они все вернутся к вам! Заходите ещё, было очень приятно познакомиться!
Взбешённые его непробиваемостью представительницы гордого народа поворачиваются к Антону спиной, задирают свои бесчисленные юбки и показывают задницы в несвежем белье.
- А вот порнографии нам не надо! - Тепло журит их Антон. - Поехали, Володя, а то у меня аппетита сегодня не будет:
Уже через пару недель после того, как Антон стал ездить с Вовкой, самые разумные пассажиры восьмого маршрута внимательно вглядывались в лицо водителя подъезжающего троллейбуса и, если видели за стеклом Богданова, пропускали машину. Даже в часы пик. Даже если опаздывали. Даже если за этой машиной не было видно больше ни одной. Даже, если шёл дождь пополам со снегом.
Процесс работы на план заставляет Богданова применять самые разные ухищрения, добиваясь не только стопроцентного охвата пассажиров талонами, но и стопроцентной наполняемости салона машины. Ради этого он то носится так, что на кривых слетают штанги с проводов и Антону приходится пулей выскакивать из машины и бежать в зад, ставить эти штанги. Он научился чуть ли не мгновенно добегать до кормы троллейбуса, опускать за верёвку каждую штангу, поправлять и выставлять токосъёмный башмак по направлению троллеи, подводить штанги к проводам и, с расстояния почти метр, отпускать верёвку, заставляя штангу влипать в провод, подбрасывая его.
Ещё Вовчик практикует тянучку. Он умудряется занять первое место в колонне машин разных маршрутов и едет, тщательно выдерживая положенную скорость, которая на спусках доходит до пятнадцати километров в час. Сзади собирается вереница полупустых машин, а впереди - полные остановки мёрзнущих граждан. Рассчитав свою скорость движения, Вовка угадывает к светофору в тот самый миг, когда он загорается жёлтым и резко гонит машину через перекрёсток, оставляя следующих за ним под красный свет. Сразу за перекрёстком - остановка, полная народу, который дружно вваливается в салон. Володя стоит и ждёт. Уже и народ почти набился, и зелёный на перекрёстке зажёгся, а он стоит, напряжённо вглядываясь в зеркало заднего вида. Подъезжает следующий троллейбус и останавливается. Водитель, яростно шевеля губами на взбешённом лице, начинает закачивать стояночный тормоз и открывает свою дверь.
- Богданов, гадюка!.. - Нежно предупреждает Антон. - Думаю, тебя сейчас будут бить. Но это ладно: А если и меня?! Уже бегут! - Выглядывает Антон в открытую дверь и видит, как подставленный Вовкой водитель выскакивает из дверей, зажав в напряжённой руке монтировку.
- Кстати, и остальные тоже подъехали: И тоже хотят с тобой поздороваться. Руками. А, может, и ногами:
Но Вовчик всё рассчитал и уже закрыл двери, и рванул с места так, что мигом уплотнившиеся в салоне люди разом потеряли дыхание. Он гонит до следующей остановки, пока задние машины загружаются, с улыбкой слушая проклятия и пожелания пассажиров, которых едино мотает по машине плотной массой.
- Быстренько оплатите проезд! - Внушает Антон, с трудом удерживаясь на ногах. - Не ждите, пока находящийся в машине контролёр оштрафует вас! Следующая остановка - <Воздухофлотский путепровод>. Готовьтесь к выходу заранее, не задерживайте движение по маршруту! Выходите быстро и организованно!..
Следующая остановка тоже полна потенциальными пассажирами. Богданов производит посадку-высадку снова до того момента, когда следующий водитель, закачав стояночный тормоз, не начинает вылезать с полюбившейся монтировкой, сверкая бешеными глазами.
Тогда Вовчик хлопает обеими дверями, пережимая кого-то в районе горла и давит на контроллер. Машина рвёт вперёд, опять оставляя любителя монтировки неудовлетворённым, а сзади слышится вопль освободившего шею пассажира:
- Что ж ты делаешь, сволочь!? Ты же меня чуть не задавил, гад проклятый!.. Я ж на тебя жалобу напишу!
Богданов берёт у Антона микрофон и очень смиренно говорит в него:
- Извините, пожалуйста, задняя дверь иногда плохо срабатывает. Уже сегодня её починят после смены: Ещё раз извините:
Недодушенный ещё некоторое время громко бубнит и затихает. Может, навсегда?
Стремление делать план любой ценой толкает Богданова на аферы чистой воды. Однажды днём они едут от площади Урицкого вниз по Воздухофлотскому. В салоне людей немного, но есть. Они идут замыкающими в цепочке нескольких троллейбусов - Володе в это раз не повезло. Неожиданно, метров через семьсот после площади, машина останавливается. Антон, обилечивающий народ на задней площадке, проходит к водителю и видит стоящие перед ними троллейбусы.
- Что случилось? Почему стоим?
- А хрен его знает: Такое впечатление, что обрыв проводов. Слушай, пойди, посмотри, что там творится.
Антон выходит из машины и идёт вниз, мимо стоящей вереницы троллейбусов. Их тут столпилось штук двенадцать, не меньше. Наконец красные машины заканчиваются и он видит жёлто-красную спецмашину с вышкой, на которой стоят два человека в оранжевых жилетках и возятся с троллейбусными проводами. У машины стоит ещё один, наблюдая за работающими.
- Надолго? - Интересуется у него Антон.
- Минимум минут двадцать: - Успокаивает стоящий. - А то и полчаса. Только начали. Так что дуй пешком.
Антон возвращается и докладывает обстановку Володе. Пассажиры, недовольно ворча, выходят из салона и идут вниз.
- Слушай, а ведь сзади пока - никого!.. - Заговорщицки замечает Богданов.
- И что из этого следует? Поедем назад? Задом наперёд?
- Сам подумай: здесь стоит куча машин, впереди - куча народа на остановках. Стоять будем ещё минут сорок, потом поедем, но впередиидущие подберут всех людей. Нам останется фиг с маслом.
- Что ты предлагаешь?
- Ты сможешь проехать на заднем бампере?
Антон вспоминает устройство кормы троллейбуса.
- Думаю, смогу. Там же есть рога для штанг, а к ним - лесенка идёт. Я за неё могу держаться. Так что - смогу. А что?
- Цепляешься сзади, наматываешь на: - он на мгновение задумывается - на правую руку оттяжки штанг - тебе как раз удобно будет, - а левой держишься за лесенку. Я сдаю назад, разгоняюсь, даю тебе сигнал. А ты, строго по сигналу, отрываешь штанги и удерживаешь их, пока мы не объедем всех и я не остановлю машину. Здесь уклон, всё будет нормально. Воздуха для тормозов хватит, у меня система хорошо держит давление. Внизу останавливаемся, ставишь штанги и мы едем первыми, подбирая всех. Усёк? Ну что, давай?
- Тебе решать, ты капитан:
- Тогда - я сдаю назад, а то вон ещё машина показалась:
Богданов сдаёт назад метров пятнадцать и Антон идёт на своё временное место отрывателя штанг. Он пристраивается на бампере, левой рукой цепляясь за перекладину лесенки, а на правую наматывает внатяжку верёвки штанг.
- Давай!!! - Орёт он высунувшемуся из окошка Володе.
Тот нежно трогает машину, разгоняется, уходя по мягкой кривой влево, а потом сигналит. Антон тянет на себя и вниз ставшие вдруг упругими штанги и повисает на них всем своим весом, перекашиваясь вправо. Машина шустро катится вниз, оставляя по правому борту и стоящие машины, и офонаревший народ с разинутыми ртами, и других водителей с выпученными от неожиданного удивления глазами. Здесь нет светофоров и они доезжают почти до самого конца спуска. Наконец Володя прибирает вправо и останавливается у бордюра. Антон стаскивает с бампера сведённое напряжением тело, распрямляется, нацеливается штангами и ставит их сразу парой на троллеи.
Богданов включает в кабине главный автомат и тут же начинает работать компрессор.
- Отлично! - Кричит Вовчик входящему в салон Антону. - Как я и думал! Поехали, план сегодня наш!
- Я вот думаю, случались ли до нас случаи обгона троллейбусом своих же троллейбусов? Идущих по тем же проводам?
- Сомневаюсь!.. - Хохочет Вовка, распахивая на остановке двери и любуясь массой желающих попасть внутрь. - Нет, но как мы их всех сделали?! Они же ещё минут двадцать будут там пухнуть, а мы за это время будем уже на Крещатике. А на обратном пути мы же снова первые на своём маршруте, а значит будем иметь полный салон! Так что мы сегодня молодцы и заработали минимум по пиву!
Вечером, когда они заезжают в депо и идут сдавать деньги в кассу, впускающий на въезде, шустрый мужичок, кричит Богданову:
- Начальник сказал, чтобы ты завтра утром был у него! Обязательно!
- А что это он, соскучился за мной? - Недоумевает Вовчик.
- Истосковался!.. - Гогочет мужичок. - Он сегодня был на обрыве и видел твоё фигурное вождение троллейбуса! Думаю, будет премию тебе выписывать! Возьми с собой мыло и чистые трусы - сгодятся. Точно сгодятся!..
- Ёпэрэсэтэ! - Расстроено ругается Богданов. - Хрен его туда принёс! Теперь куска мыла точно не хватит! Он мужик серьёзный, вздрючит по самые помидоры!.. Вечернее пиво отменяется.
- Значит, я зря рисковал жизнью: - Грустит Антон без грусти.
На следующий день оказывается, что начальник депо был там вместе с главным инженером управления и главным же инженером по ТБ, приезжавшими проверять депо и случайно попавшими на обрыв. Те подняли неимоверный шум и оттаскали за уши начальника депо, как пацана. Теперь Вовчик поимел от начальника по полной программе, а в конце тот предупредил, что ещё раз - и уволит к некоторой матери.
Но кончилось всё неплохо - с Богданова сняли только двадцать пять процентов премии, хотя очень долго потом вспоминали на всех собраниях и совещаниях, отчего Володя стал жутко знаменитым водителем в своих кругах...
...
Счастливые дни у Богданова - это когда во вторую смену. Он спит, сколько хочет и спокойно успевает к нужному времени.
Но вторая смена регулярно чередуется с первой и это для него - нож в сердце. Потому что хорошо, если выезд где-то в шесть или семь утра, а если он на первом выезде, идёт первым по своему маршруту? В пять тридцать утра? А до этого времени должен ещё проснуться, умыться, одеться, доехать до депо, получить путёвку и талоны, зимой прогреть салон машины, выехать из депо, на конечной заскочить к диспетчеру и отметить выезд на первый круг, а потом уже оказаться на маршруте, строго соблюдая график движения. Это ужас, о котором и говорить не хочется, но надо.
Всех водителей, у кого первый выезд, от общежития забирает развозка - маршрутный транспорт-то ещё не ходит! Развозка - это автобус ПАЗ, подъезжающий к общежитию в несусветную рань и урчащий в ожидании сегодняшних своих жертв. К нему потихоньку стекаются сонные, невспавшиеся водители мужского и женского пола, забираются внутрь и замирают на сидениях, досматривая сны.
И только Богданова нет - он спит, никем не разбуженный, а протрещавший в сонной тишине будильник скользит мимо его сознания. Антон и Паша тоже спят - им вставать много позже и Паша, который всегда просыпается по внутреннему будильнику, будит Антона.
Развозка сигналит: и первый раз, и второй, и третий, подгоняя опаздывающих.
Антон, сквозь сон слышащий эти звуки, с трудом определяет их назначение и, поняв, толкает рукой кровать Богданова, не отрывая головы от подушки:
- Богданов, ишак!.. Развозка сейчас уедет! Опять опоздаешь:
Богданов, которого, казалось, нельзя поднять и пушкой, от этих слов вздрагивает, взлетает над кроватью и опускается уже на пол. Выпучив от ужаса глаза на своём лице доброго орангутанга, он запрыгивает на стол, стоящий у окна и выглядывает в это окно, выходящее на крыльцо, и видит развозку, собирающуюся тронуться. Чуть не вырвав из рамы форточку, он распахивает её и, высунувшись на улицу так, что внутри остаются только его голые ноги, орёт голосом, полным животного ужаса:
- Сто-о-о-ой! Люди!!! Э-ге-гей!!! Подождите!! Я уже бегу! Сто-о-о-ой!
После чего мгновенно втягивается внутрь, спрыгивает со стола, натаскивает носки, хватает свою одежду и обувь в охапку и рвёт на себя дверь, забыв снять её с замка. Матерится, отщёлкивает замок и вылетает, грохоча по ступенькам босыми ногами и визжа тормозами на поворотах лестницы. Мгновение - и он вылетает на крыльцо, в прыжке проносится над девятью его ступеньками, вторым прыжком покрывает расстояние до стоящего на дороге автобуса и влетает внутрь, забившись в дверях, как неточный бильярдный шар в лузе.
Автобус взрыкивает и трогается, а Богданов, с трудом переведя дыхание, начинает одеваться и обуваться, грустно рассматривая испачканные на подошве носки и горестно чмокая большими губами.
Когда такое случается с ним в третий раз, он говорит Антону:
- Слушай, надо что-то делать: Если я опоздаю на развозку, будет крупный скандал. А этот долбанный будильник я просто не слышу. Давай думать.
Думание приводит к тому, что они едут на толкучку и находят там, где торгуют старым барахлом, огромный промышленный электрический звонок с двумя чашками и тоже электрическую сирену, на табличке которой стоит её тип <ЭС-200>. Всё это лежит на клеёнке у одного мужика и Богданов долго его пытает:
- Как звонок звонит? Громко? Что, действительно громко?! Слона дохлого, говоришь, подымет? А глухонемого? Ещё раз оглохнет? А вот эта сирена? В три раза громче звонка? Ревёт, как кит с оторванными яйцами? А глухонемой? Ещё три раза подряд оглохнет? Отлично!.. - Потом спрашивает Антона: - Ну что, берём?
- Что именно? - Интересуется Антон.
- Как что? - Удивляется Вовка. - И звонок, и сирену.
- А не много ли будет?
- Будет много - сократим. Я хочу иметь гарантию. Мне надоело просыпать.
- Нет возражений. Берём. А как это всё будет работать?
- У меня уже есть идея:
Тут же, на рынке, Вовчик покупает тумблер, нужное количество проводов и электрическую вилку.
Приехав домой, они садятся за стол, разложив на нём инструменты. Часа полтора паяют, сверлят, прикручивают, устанавливают, испытывают вхолостую. Руки у обоих растут из нужного места, поэтому работа спорится.
На заднюю крышку будильника устанавливается тумблер. Он ставится так, что вращающаяся при работе будильника его заводная головка цепляется за включатель тумблера и перебрасывает его в положение <включено>. А уже от тумблера идут провода на спаренные звонок и сирену.
Сирену пристроили к сетке Вовкиной кровати, как раз под его головой, а звонок - к той же сетке, но уже в ногах. Сделали аккуратную разводку проводов, ещё раз проверили всю цепь, потом завели будильник так, чтобы он через пять минут зазвонил, включили шнур в розетку и Вовчик лёг на кровать.
Паши дома не было и испытания происходили без него. Был выходной, а накануне - получка и общежитие гудело, шумело и пело магнитофонами и проигрывателями в коридорах всех этажей. Прошло пять минут, сработал будильник, перебросил тумблер, включил электричество на звонок и сирену, всё заревело, зазвенело и затряслось, и довольный Богданов, вытаскивая из розетки вилку, заметил:
- Слабовато, конечно, но, думаю, разбудит.
Утром Вовке было на развозку и они легли рано, не дождавшись возвращения блудного Паши.
А среди ночи Антону приснилось, что началась война: А потом он вдруг понял, что это ему не приснилось, что война таки началась!..
Что-то дико ревело, что-то страшно звенело, его кровать, стоящая впритык к кровати Богданова, стала мелко, но мощно трястись и поползла в сторону, пытаясь сбросить с себя Антона. Потом что-то загрохотало, потом загрохотало ещё раз и он, выпучив от ужаса глаза, вскочил с кровати. И только тут, не сразу, понял, что сработал будильник. Днём звуки скрадывались общим шумом, но сейчас, в полной ночной тишине, это было ужасно, это походило на начавшийся конец света с ожившими вдруг, голодными несколько эпох, динозаврами.
Перепуганный сонный Богданов судорожно пытался вытащить из плотной розетки вилку будильника, а посредине комнаты стоял ошалевший от происходящего Паша и его мягкие прямые волосы тоже стояли, и он был похож на офонаревшего ёжика.
Наконец система замолкла, обесточенная Богдановым и из коридора стали проникать новые звуки. Хлопали двери, звучали тревожные крики, кто-то рыдал, кто-то кричал непросохшим со вчерашнего голосом: <Пожар!!! Убегайте все, пожар!!! Горим!!!>
Когда же Богданов, снедаемый чувством вины, выглянул в коридор и весело крикнул:
- Спокойно! Никакого пожара нет! Это у меня звенел будильник!.. - Вся коридорная толпа замерла и ринулась к их двери, и его тут же чуть не убили, Вовчик едва успел юркнуть обратно в дверь и закрыть её за собой.
В дверь стали колотить руками и ногами и требовать, чтобы Богданов, эта гнида, этот выродок, вышел, потому что у него красивые зубы и они ему не идут.
Паша продолжал стоять на прежнем месте, так и не поняв, что произошло, что это было. Его волосы стояли вместе с ним. Мужественно стояли. Насмерть.
Богданов елозил голосом возле двери, успокаивая рвущихся внутрь, к его телу и убеждая их не брать грех на душу в попытке порешить его бедную плоть раз и навсегда.
Антон, придя в себя, сидел на кровати и хохотал, просто заходился в смехе.
Понемногу всё успокоилось, разъярённые жильцы отступили от их двери, пнув её, бедную и неповинную, напоследок ногами.
Антон перестал смеяться и только икал, а всегда непробиваемый Паша, с медленно опускающимися волосами, смог выговорить:
- От это да!... - Потом помолчал и добавил: - Нихерасебе!.. - После чего лёг на кровать, опасливо посматривая на кровать Вовки.
Богданов тоже сел на свою кровать и недоуменно стал вопрошать:
- Нет, ну ты подумай? Мы же днём проверяли, никто не обратил внимания. И звуки были нормальные. Вполне. Я ещё подумал, что слабовато будет, не услышу: А тут: Что же это такое? Как же это произошло?
Антон объяснил ему разницу между дневной и ночной слышимостью и поинтересовался:
- Я вот думаю, как ты выходить будешь? Там же, если наткнёшься на кого, тебя кончат. Они ж ещё до утра не утихомирятся. Ты же им устроил обвал в горах со стрельбой из пушек! А ещё только три часа ночи. Говорил тебе, много будет:
- Говорил, говорил: - Бурчит Богданов. - Мы же проверяли днём, всё было нормально. А тут: Не, ну класс!.. Меня как затрясло, как заревело прямо в ухо, я думал кончусь!.. Во систему мы соорудили! Ладно, буду одеваться, пока оденусь - что-то придумаю:
- Только умываться не ходи! - Предупреждает Антон. - А то тебе зубы ногами почистят:
- Да, это точно! - Радостно улыбается Вовчик, одеваясь. - Слушай, - озаряет его, - а я через окно вылезу, на козырёк крыльца. А там спрыгну, повиснув на руках. Свои в развозке не убьют, а к вечеру народ успокоится. А там посмотрим. - И он, уже одетый, стал дёргать присохшую к раме створку окна.
После этого, каждый вечер, в комнату к ним заглядывают разные люди и спрашивают:
- Богданову завтра не на развозку? - А узнав, что на развозку, предупреждают: - Я зайду, разбужу! Не вздумайте включать свой будильник! По-хорошему прошу!..
И утром, начиная с трёх часов, в дверь постоянно стучат те же разные люди и говорят одно и то же:
- Богданов, сволочь, вставай, пора на развозку!
И так, пока Богданов не выходит одетый.
Зато теперь он точно не опаздывает на работу...
Карина
...
- Вот, познакомьтесь, это - Карина. Мы с ней четырнадцатого должны стать мужем и женой.
- Очень интересно!.. - Ошарашенно произнёс отец. - А что же ты с нами не посоветовался? Что же мы об этом не знаем?
- Мне тоже интересно, а ты советовался с бабой Дуней, когда решил на маме жениться?
- Ты не равняй! Тогда другое время было!.. Я с войны пришёл. Кормильцем был для всей семьи. Николай в тюрьме сидел, дед Игнат сбежал к мадаме в Армавир, Женька маленький был ещё, Лида пьянствовала в Горловке. Мне пришлось всех тянуть:
- Тётя Лида?!. - Не может сдержаться от удивления Карина. - Не может быть!..
- Может! - Успокаивает её отец. - Она, пока к своему Богу не пришла, пила по-чёрному! И с Николаем так матюкались, что хоть уши закрывай! А ты мог бы и раньше предупредить! - Говорит он сыну. - Чтобы мы хоть знали:
- Но я же вам не мешаю? Мы не собираемся у вас жить. И свадьбы у вас не просим. Так что вам достаточно просто знать.
- Ты такая молодая: - Грустно улыбается мама, глядя на Карину. - Сколько же тебе?
- Восемнадцать летом было.
- Восемнадцать: Что же ты так рано решила замуж? Трудно вам будет:
- Мам, ты странные вопросы задаёшь: Почему люди женятся и выходят замуж? Мы с Кариной любим друг друга и решили пожениться.
- Да! - Соглашается Карина, улыбаясь своей обворожительной улыбкой, от которой начинают улыбаться все.
- А где Ирина? - Интересуется Антон. - Опять на комсомольском собрании? Так из неё Голда Меир может получиться.
- Она, - светлея лицом, говорит отец, - поехала с классом по местам боевой славы. Приедут десятого.
- Понятно: Красные следопуты:
- Вы же, наверное, голодные!.. Кушать будете?
- Корми, мам, Карину, а я пока не хочу.
- Ладно, рассказывай, как у вас дела, пока мать кормит твою невесту. Что это ты надумал? Ни квартиры, ни образования, ни перспективы...
- Ладно тебе!.. Что ж, пока не будет всего, так мне и не жениться? - И Антон рассказывает о событиях последнего времени. Рассказывает, не вдаваясь в подробные детали, сжато и отстранённо. А отец задаёт разные вопросы.
Потом, когда обо всём переговорено, он спрашивает:
- Ты поможешь мне попилить дрова? А то вон привёз, а пилить не с кем. - Он кивает на кучу чурбаков, лежащих у ворот.
- Ты что, в такой день?!. - Ужасается Антон. - Это же коммунистическая Пасха! А ты сейчас кандидат в коммунисты. Нельзя, донесут, не примут в вашу Партию! Как же ты будешь без неё?
- Зима придёт, ей будет всё равно, когда я пилил дрова. А вот не будет дров, до Пасхи точно не доживём.
- Да-а-аа, вот такие коммунисты как ты и загубят светлые идеалы марксистско-ленинского учения, вот и не построим мы коммунизм в намеченные сроки! Когда от всех будет по возможности, но каждому - по потребности. Хотел бы я на это посмотреть... Ладно. Давай, готовь инструмент, я пока переоденусь.
На следующее утро Антон проснулся на ставшим его диване в зале не рано. Карина, спавшая на кровати Ирины, уже проснулась и помогала маме готовить обед: отец безжалостно лишил жизни двух кроликов и теперь из них надо было сделать жаркое. Кроме этого планировалось ещё много чего.
- Мам, солнышко моё, с днём рождения тебя! - Поздравил Антон, обнял и поцеловал маму. - Вот, тебе привезли скромный подарок: светильник в зал.
- Спасибо, сынок: Так и повесь его сразу!
- Дак нет проблем!..
- Я вот думаю: Вам же жить, а у вас нет ничего: Я приготовлю, возьмёшь хоть посуды: вилки, ложки, тарелки: На первый случай.
- Хорошо, мам, дашь - возьму, не дашь - обижаться не стану. Только самую малость положи, я же не лошадь, тащить всё на себе по автобусам.
- И полотенца вам надо, и бельё: - Продолжает прикидывать мама.
- Да купим мы всё это! - Успокаивает её Антон.
- Где ты купишь? - Удивляется мама. - В этой стране и так ничего нет, а скоро вообще ничего не будет, кроме коммунизма и коммунистов. Шоб они пощезли!
Мама не любит ни свою страну, ни руководство родной Партии и государства, ни начальство более мелкого уровня.
- <Сделано в СССР>, - каждый раз зло говорит она, вертя в руках что-нибудь и тут же добавляет: - Чтоб вам, твари, руки покорчило, за такую работу! От же, сволочи, делают! От же паскуды! Как для врагов! Чтоб ваши дети этим пользовались!..
Стол накрыли часа в два.
Отец произнёс первый тост, как всегда сиропно-возвышенный, ласковый и лживый.
Потом недлинно говорил Антон, потом сказала тост о радости знакомства Карина.
Тосты прерывали поглощением убиенных кроликов, которые в обработанном виде получились необычайно вкусными.
После третьей отец завёл свою постоянную застольную тему о войне, причём он всегда в этих рассказах выглядел находчивым и сообразительным. Рассказав пару фронтовых случаев, он перешёл к одной истории, которую бедный Антон уже выучил наизусть.
- Мы тогда стояли под Бухарестом, ждали наступления. И вот, однажды, на вокзале подходит ко мне женщина, вылитая цыганка. Старая, чёрная: И говорит на русском, но с акцентом: давай, сынок, я погадаю тебе. Много не возьму, банку тушёнки. Я говорю: отстань, не верю я вам, цыганкам, врёте вы всё. А она и говорит: я не цыганка, я - сербиянка и никогда не вру, скажу тебе всю правду. Ладно, думаю, банка тушёнки не деньги, делать всё равно нечего, пусть гадает. Да и не цыганка она, оказывается, а сербиянка. А это совсем другое дело.
Сколько Антон не слушает эту историю, он так и не может понять, в чём радикальное отличие методов гадания цыганок и сербиянок и почему именно сербиянок следует отнести к числу людей, говорящих только правду.
- И она говорит мне, - продолжает отец, сыто расслабившись на стуле, - говорит: на войне тебя не убьют, но ранят сильно и будешь ты лежать в госпитале. И точно, меня в первом же наступлении и ранило!.. У тебя, говорит, есть друг, он тоже на фронте, вы с ним будете ходить на войне рядом, но не встретитесь. Я потом узнал у кума Степана, что он тоже был тогда в тех же местах, но мы с ним так и не встретились. Дальше говорит: приедешь домой, женишься на красавице, будет у тебя сын. Больше про детей пока не вижу. И правда, Ируся у нас родилась аж только через девять лет после Антона. И ещё скажу тебе, говорит: умрёшь ты в день, когда тебе исполнится ровно пятьдесят пять лет. Так что, раз всё сбылось, что она нагадала, то жить мне осталось четыре года ещё.
Карина, широко раскрыв глаза, поражённо слушает рассказ, а Антон хмыкает про себя. Хмыкает потому, что слышит эту историю минимум двадцатый раз и каждый раз срок жизни, отпущенный отцу, меняется в сторону удлинения.
Когда рассказ прозвучал впервые, Антону было лет шесть. И в том рассказе отцу сербиянка предсказала, что умрёт он в свой сороковой день рождения. Антон настолько поразился своим детским умом услышанному, это так запало в его маленькую душу, что он запомнил всё почти дословно и со страхом стал ожидать, когда отцу исполнится сорок и он умрёт, к чему не было никаких предпосылок. Он даже стал жалеть его и прощать жестокость к себе, помня о том, как недолго отцу осталось жить.
И, когда подошёл страшный для Антона день сорокалетия, он стал просто с животным ужасом ожидать смерти отца. Но тот, казалось, напрочь забыл о своей обязанности умереть именно в эти тёплые майские дни, был весел и бесшабашен, за юбилейным столом шутил и смеялся, а потом, конечно, стал рассказывать собравшимся гостям свою сакраментальную историю о встрече с сербиянкой и Антон с изумлением услышал, что эта правдивая, как все сербиянки, женщина, нагадала отцу умереть ровно в сорок пять лет. Он подумал, что вдруг ослышался, но отец тут же подтвердил: да, ровно в сорок пять. И добавил: так что, осталось мне всего пять лет.
Поражённый Антон, которому было уже тринадцать лет, пытался сообразить: может, он раньше ослышался, тогда, когда отец впервые при Антоне рассказал о сербиянке?! Но нет же, он потом, в других застольях, после того, повторял, что умрёт ровно в сорок лет! Не мог Антон не запомнить простое число сорок, не мог!.. Но ведь не мог же и отец - его отец! - врать!? И он убедил себя, что первый раз неправильно запомнил дату смерти. И стал со страхом ждать теперь уже сорока пяти лет.
Но наступил и этот юбилей, и отец снова был совершенно бодр и здоров, и ничего не предвещало его близкой неожиданной кончины. И снова был праздничный стол, снова были гости, и снова отец рассказывал, что умереть ему сербиянка нагадала ровно в пятьдесят лет. Так что осталось всего пять лет ему жить.
И теперь почти взрослый Антон понял, что отец врёт. Врёт, непонятно зачем, но врёт. И гости, почти всегда одни и те же, за столом слушая в очередной раз его рассказ, не ловят почему-то его на лжи, а всегда глубоко удивляются великому чудесному дару прозорливой сербиянки, говорившей только правду:
Мама на всё это просто не обращает внимания. Она хорошо изучила своего мужа и относится к его воспоминаниям достаточно скептически. Вот и сейчас, пока он рассказывает свою таинственную историю для Карины, она суетится между столом и кухней, меняет тарелки на чистые и приносит ещё хлеба.
Потом Антон с отцом выходят покурить.
- Не нравится мне это: - Роняет отец, когда Антон закуривает свою кубу, которой его снабжает в посылках Богданов.
- Что тебе не нравится? - Удивляется Антон. - Водка плохая, что ли?
- Не нравится мне, что отец у неё молдаванин, а мать - русская: Не нравится такое сочетание.
- А кем же они должны быть, по-твоему? Негром и китайкой?
- Нет. Украинцами. Как мы.
- Так ты ещё и шовинист?! - Изумляется Антон. - Чем это тебе молдаване с русскими не угодили? Дорогу перебежали, что ли?
- Знаю я их. Приходилось иметь дело. И не раз. Не такие они, как мы, украинцы. Не так думают, не так делают, неаккуратные, нечистоплотные: Да и умнее мы их. А молдаване - это те же цыгане.
- А что, все украинцы, как один, лишены этих недостатков? Что, все они и аккуратные, и чистоплотные, и думают так, как надо? Ты уверен в этом? - Антон, никогда не разделявший людей по национальностям, заводится. - Тогда сходи к своему брату, Николаю, посмотри, какой у них порядок, как всё блестит, как правильно они живут и совершенно правильно воспитывают своего единственного сына, по котором тюрьма уже тоскует! Не надо далеко ходить, просто сходи к Николаю. А ещё лучше - никуда не ходи. А посмотри на себя. На то, что ты построил. И что теперь держится только на стяжках да на подпорках. Чтобы войти в дом, надо согнуться пополам. Хотя я и не высокого росту. И потом, если мы, украинцы, такие умные, порядочные, хорошие, почему до сих пор не заняли в мире то положение, которое занимают, скажем, евреи? Знаешь, как говорил один генерал: если эти академики такие умные, шо ж они строем не ходят?
- Ну, оно то, конечно, так: - Нехотя соглашается отец. - Мы, украинцы, тоже разные: Но всё равно, не нравится мне это: Просто сильно не нравится. Надо было искать наших кровей.
- Ага, и желательно - из села! Там они и работящие, и скромные, и хозяйственные. И моются аж два раза в год - на Новый год и на Пасху. И поговорить с нею будет о чём. Нет, это не моё. Не заставляй меня жить так, как ты хочешь. Всё равно не получится. И потом - я уже выбрал.
- Ладно, ладно, не горячись: Это я так, к слову сказал. Но, опять-таки, - а что у неё есть, что она умеет? Она ж только от мамы с папой!.. Ты же с ней намучаешься:
- Ничего, зато воспитаю жену по собственному образу и подобию. Будем с ней друг друга воспитывать.
- Да, несерьёзный ты: - Заключает отец. - Как был, так и остался...
Бундон
...
Своей тёщей Вадим достал всю Мастерскую.
Он привёз её год назад, когда та была ещё совершенно нормальным человеком. Но за прошедший год, то ли от возраста, то ли от внутренних повреждений, то ли от общения с зятем, стала впадать в маразм и детство.
И теперь не было дня, чтобы Вадим Гаврилович, придя с обеда, не начинал трагический рассказ о проделках тёщи за минувшее время.
- Прихожу я домой, - начинал он неторопливо, раздевшись и повесив куртку в свой личный шкаф, потом откашлявшись и отфыркавшись: это было его постоянной привычкой, особенно, когда волновался или нервничал, - думаю, сейчас покушаю:
Все привычно напрягаются, а Валентина Ивановна, совсем недавно появившаяся в Мастерской, ранее работавшая в бескрайней России учительницей черчения, женщина в небольших летах, где-то ровесница Вадиму, жутко интеллигентная, настолько, что возникают даже сомнения - а ходит ли она в туалет? - заинтересованно вскидывает голову, готовясь поучаствовать в происходящем.
- Но, думаю, - продолжает рассказ Вадим Гаврилович, - зайду, посмотрю, как там тёща - жена ведь на работе: Захожу. Смотрю: А она засунула голову в ведро - я ей на ведро седушку сделал, чтобы она ходила туда, по-большому и по-маленькому, а то ей трудно до туалета идти: Она, значит, туда голову засунула, а ведро почти полное - она кушает у нас хорошо:
В глазах Валентины Ивановны ожидание сменяется брезгливым ужасом.
- Я говорю: мама, мама, что же вы делаете, вы же захлебнётесь!.. Достаю её голову из ведра, а она вся: ну: сами понимаете, что в ведре:
Опрокидывается стул и Валентина Ивановна мухой летит к выходной двери, истошно мыча и прикрывая из последних сил рот рукою. Хлопками взрываются две двери и с улицы слышатся звуки, будто всем сегодняшним клиентам вытрезвителя враз стало плохо и они зовут Ихтиандра над унитазом.
- Чего это она? - Недоуменно удивляется Вадим Гаврилович и продолжает: - Достаю голову из ведра, а у неё - бульбы из носа!.. - Он демонстрирует рукой, как из носа тёщи вырастают бульбы. - И течёт по лицу: Течёт, течёт: Смотрю, а весь ковёр - измазан: ну, сами понимаете: Видно, она пыталась голову из ведра вытащить и хваталась за ковёр: Руками: И за кровать:
Теперь уже над стулом, с криком, взмывает Нина, женщина совсем не брезгливая, и грохочет на улицу, чтобы составить компанию Валентине Ивановне в поисках Ихтиандра.
- Я её достал, потащил в ванную, запах - сами понимаете: - обмыл, переодел, снял ковёр, вынес на балкон, перестелил кровать, положил тёщу: Смотрю, а обед уже прошёл, пора идти на работу. Да и есть что-то перехотелось, честно говоря:
Все в Мастерской слушают начальника, не слыша его. Иначе у всех аппетит пропал бы на ближайшую неделю.
Проходит минут двадцать и возвращается бледная Нина, почему-то принюхиваясь. За ней, с интервалом в пять минут, появляется Валентина Ивановна, сначала опасливо заглянув внутрь. Её изысканное точёное лицо выглядит измождённым и помятым, будто его жевала корова. Она с ужасом смотрит на грустного Вадима.
- Да, Вадим Гаврилович: - Замечает задумчиво Антон, продолжая работать. - Думаю, на конкурсе аппетитных рассказов ты бы занял первое место. Все твои конкуренты не выдержали и сбежали бы.
- Антон, пожалуйста, не надо!.. - Жалобно просит Валентина Ивановна, глядя на Антона бесконечно измученными глазами.
- Хорошо: Не буду. - Обещает Антон.
- Важко тоби, Вадим: - Поддерживает начальника ПалВаныч. - У мэнэ тожэ, тьоща:
- А-а-а-а-а-а-аааааа! - Вопит Валентина Ивановна и вновь, теперь уже пулей, вылетает из Мастерской, чуть не сорвав бедные двери.
- Паша, заткнись!.. - Просит с угрозой Нина. - Выйдите с Вадимом, нахер, на улицу и там рассказывайте друг другу про своих тёщ! А то я сейчас пойду домой. Я не могу в такой обстановке работать!
- Так куда ты их всё же посылаешь?.. Или - на улицу? - Влезает неугомонный Антон.
- Антон! Это уже не смешно! - Тормозит его Нина. - Давайте о чём-то хорошем.
Антон пожимает плечами.
Теперь бедная Валентина Ивановна возвращается только почти через час, вся замёрзшая до стука зубов. По её лицу видно, что уже никакие разговоры и рассказы ни о каких тёщах ей не страшны после пережитого сегодня.
Рассказы Вадима повторяются каждый день, чуть варьируясь в деталях, но оставаясь совершенно одинаково аппетитными по сути. Только теперь каждый его приход с обеда вызывает срочные дела у Валентины Ивановны с Ниной то в РСЦ, то в вытрезвителе, то им надо немедленно пошушукаться и они вдвоём исчезают на полчаса.
Остальные эти полчаса внемлют горькому горю начальника, совершенно не слушая его. Когда же он достаёт всех окончательно и бесповоротно, Антон не выдерживает:
- Вадим, ты зачем нам это всё живописуешь? Чем мы тебе можем помочь?
- Нет, ну чтобы вы знали, что у меня дома не сахар: Вы же представляете, я живу на квартире, на чужой квартире. И так мучаюсь. А у других всё хорошо, а они получают квартиры по льготной очереди!.. Вот что мне обидно:
- Ну, а мы-то тут при чём? - Не может понять Антон. - Мы-то чем тебе помочь можем? Только посочувствовать?.. Иди в профком, говори это им, собирай документы, тебя поставят на льготную очередь и ты получишь квартиру буквально вот, чуть ли не на днях. И будешь жить в ней и радоваться. Тёща, никто от этого ещё не ушёл, всё равно помрёт, а у тебя будет квартира. И лишняя жилплощадь.
- Слушай, а ты ведь неглупый парень!..
- Спасибо, ты мне льстишь!..
- Нет, правда, что же я сам до этого не додумался? Хотя, жена мне тоже об этом говорила: Действительно, я же могу пойти в профком!..
- Вот и давай, дерзай!.. - Поддерживает Антона Шубин.
- Ты бы уже получил, если бы не тянул кота за хвост! - Заключает Витя, как самый решительный. - Я бы давно на твоём месте туда пошёл!
- Точно! Молодцы! Спасибо! Вот видите, мой вопрос и двинется! Может быть: Пойду, схожу к Максимычу, с ним поговорю на эту тему. Всё таки, он начальник цеха:
- Сходы, Вадим, сходы!.. - Поддерживает его и ПалВаныч.
Вадим уходит, а Антон говорит оставшимся:
- Мужики енд леди, енд бабы! Гадом буду, как человек интеллигентный, ну меня нах, но мне кажется, что Вадима, конечно, поставят на льготную очередь, но его тёща умрёт ровно за неделю до распределения квартиры. У меня такое предчувствие. И он не получит свою квартиру по льготной очереди. А будет ещё ждать потом.
- Ну, Антон, нельзя же так!.. - Осуждающе возмущается Валентина Ивановна. - Зачем же вы ему этого желаете?..
- Почему - желаю? - Не соглашается Антон. - Абсолютно я не желаю ему этого, просто предчувствую развитие событий. Зная его отношения с <Законом Подлости>.
Антон не угадал. Заседание жилищно-бытовой комиссии профкома, где Вадиму Гавриловичу должны были утвердить по льготной очереди квартиру, наметили на пятницу. Но отменили из-за того, что председателя профкома срочно вызвали в Киев. И перенесли на вторник.
А в субботу умерла тёща Вадима.
Зять, как человек порядочный и коммунист, обязан был похоронить усопшую непременно с духовым оркестром. И потратил всю выходную субботу, решая этот вопрос с членами профкома, находя их по домам. В результате хоронили с оркестром, жалобно воющим на холоде. И ничего, что его тёщу знали максимум пять человек во всём городе, что на похоронах было всего двадцать человек, включая семерых подчинённых из Мастерской и что тёще было абсолютно всё равно, идёт оркестр за гробом или нет. Зато Вадим не ударил в грязь лицом.
Хоронили в понедельник, а во вторник заседала комиссия. И когда подошёл черёд заявления Бундона, кто-то сказал:
- Постойте, какая льготная очередь?! Он вчера уже похоронил свою больную тёщу, я точно это знаю!.. Или у него есть вторая больная тёща? Тогда пусть предоставит новые документы по форме, сегодняшним числом. Все справки и прочее.
И Вадим пролетел. И получил квартиру только спустя полтора года, на общих условиях.
- Нет, ты точно ненормальный! - Успокаивал Антон горестного Вадима. - Ну на кой тебе нужен был этот оркестр??? Ну получил бы ты во вторник распределение, в пятницу - ордер, на девять дней нанял бы три оркестра и пару попов из Чернобыльской церкви, и отыграли бы её по-коммунистически, и отпели бы по-христиански! И тебе бы было хорошо, и её душа была бы упокоена!.. А так?.. Ни тёщи, ни квартиры, ни льготной очереди!..
- Да, тут я не подумал!.. - Соглашался расстроенный до соплей Бундон. - Растерялся, что ли?
Потом ему донесли, что это Антон накаркал такое развитие событий и Антон тут же стал у Вадима <врагом №1>.
Вадим сидит за своим столом начальника и о чём-то обречённо мыслит, вглядываясь в темноту зимнего вечера за окном.
Рабочий день близится к концу. Всё население Мастерской, выполнив дневные задания, занимается своими делами, ожидая момента, когда можно будет идти домой. Вадим, не поворачивая головы, роняет в тишине большой комнаты:
- А вот: Интересное животное: обезьянка!.. Ручки у неё, ножки: Всё, как у человека, а - обезьянка:
Все замирают, пытаясь постичь сказанное начальником.
- Я сам об этом думал!.. - Поддерживает Вадима Антон, режущий на деревянной заготовке узор - он делает жене разделочные доски на восьмое марта. - Или вот: телефон. Ведь не живой, а говорит человеческими голосами! И - разными: Над этим надо думать и думать!.. А телевизор?! Это вообще жуть!..
Все тихо прыскают. Скупо улыбается даже Витя, сурово тыкающий в холст на этюднике жёсткой кистью в краске. У Вити сейчас творческий прострел и он загружает вечность новыми этюдами, отчего вечность косо и недобро улыбается.
Настроение у всех весёлое и неиспорченное, что случается не так часто, потому что их начальник за день кого-то да достанет. И сам Вадим сидит, уже тихо улыбаясь: погода сегодня такая, что ли?..
Внезапно в Мастерскую врывается высокая девушка с большим пакетом под мышкой, вся жутко энергичная и решительная, что совершенно противоречит тихой и мирной атмосфере, царящей здесь:
- Здравствуйте! - Говорит она громко, нарушая мягкую тишину, в которой сопит Шубин, режущий трафареты на свою лодку. - Я вожатая, со второй школы, меня Толя Жмуркин прислал к вам, из комитета комсомола.
- Очень приятно! - Пытается успокоить её Антон, продолжая резать ножом бедную древесину. - Передавайте ему привет. Будет в Жмеринке - пусть заходит. Ключ - под тазиком: - Он тыкает рукой куда-то в сторону.
- Он сказал, - выслушав Антона и ничего не поняв, продолжает девушка и достаёт из кармана бумажку, - здесь есть такой Витя Чернышов, - читает она по бумажке. - Так мне он нужен!..
- Витя всем нужен. - Соглашается с ней Антон. - Только, увы! - больше никому не сможет помочь: Нет нашего Вити!.. Осиротели мы: - Заканчивает он абсолютно грустно, надеясь, что девушка воспримет это нормально и уйдёт.
- А где он? Мне срочно надо его увидеть! - Не сдаётся гостья. - Нам срочно надо сделать альбом, завтра у нас юбилей школы и торжественная линейка, будет первый секретарь обкома комсомола, мы ему должны вручить этот альбом. Где я могу увидеть Чернышова?
- Только послезавтра: Послезавтра мы будем его хоронить, нашего дорогого Витю, там и увидите. Приносите цветы, Витя так любил цветы!.. - Продолжает валять дурака Антон, а стоящий у этюдника Витя хмыкает.
- Так он что, умер? - Подозрительно спрашивает гостья.
- Погиб! - Поправляет её Антон, трагически и безнадёжно покачивая головой. - Погиб. Сегодня.
- Но Жмуркин ему при мне звонил, чуть больше часа назад: Он был живой!
- Что наша жизнь? - Патетически восклицает Антон. - А полчаса назад он попал под машину, его забрала скорая и вот, только что, позвонили и сказали, что нет больше нашего Вити: А мы так любили его, так любили!.. - Срывающимся голосом заключает Антон. - И он нас - так любил!.. Особенно, меня: Как мы теперь будем без него, нашего милого и нежного Вити?..
Все молча, чуть улыбаясь слушают глупости Антона, не перебивая и не вмешиваясь. Они тоже надеются, что девушка уйдёт и никому не придётся оставаться и делать абсолютно ненужный альбом, дурная идея которого возникла в чьём-то воспалённом мозгу в последнюю минуту, а художникам, как всегда, расхлёбываться. Молчит даже Вадим.
- Надеюсь, вы не шутите? - Строго спрашивает девушка.
- Как вам не стыдно! - Осуждающе корит её Антон. - У нас такое горе: Приходите завтра, после обеда. Мы немного успокоимся и что-то придумаем.
- Вы что?! - Ужасается вожатая так, будто ей предложили сейчас, здесь и при всех, заняться сексом в извращённой форме. - В это время должны уже вручать!
- Тогда - сделайте сами. Это же ваш подарок, вот вы его и сделайте. У вас целая школа юных талантов.
- Так, где у вас телефон? - Спрашивает гостья решительно, ища аппарат глазами.
- Вон, на столе, но он, наверное, не работает. Плохая у нас связь:
- Работает! - Радует всех девушка, подняв трубку. - Толя? - Спрашивает она, набрав номер. - Толя, это я: Да, я в мастерской: Слушай, тут товарищ говорит: Как вас зовут?
- Антон: - Грустно представляется шутник.
- Антон его зовут, говорит, что этот Витя погиб: Как погиб!.. - Возмущается она. - Говорит, попал под машину и умер потом: Что? Ну, говорит, послезавтра похороны: Плохо слышно!.. Он шутит? Хорошие шутки: К кому тогда обратиться? Как?.. Додон?
Тут Вадим, сидевший до сих пор расслабленно, напрягается.
- Нет?.. А как?.. Дондон?.. Как? Говори чётче, я тебя очень плохо слышу! А? Дудон?.. Что? - Уже в полный голос орёт вожатая в трубку. - Громче!.. Гондо: Ты что, Толя, такой фамилии не бывает! Что ты такое говоришь!..
- Моя фамилия - Бундон! - Уже давно дёргает Вадим девушку за рукав, пытаясь прервать эту зашедшую не туда шутку. - Бундон моя фамилия! - Но та не слышит его, стряхивая руку и пытаясь через помехи связи понять Жмуркина.
- Давай по буквам, я пишу!.. Борис, Ульяна, Николай, Дмитрий, Ольга, Николай: Записала: Читаю: Бундон! - Она с ужасом смотрит на написанное. - Это что, фамилия такая? Ну и денёк сегодня: Так его найти, он поможет?
Взбешённый Вадим, не выдержав издевательства происходящего, вскакивает со стула и орёт в напряжённый от сдерживаемого хохота зал Мастерской:
- Тогда и я попал под машину! Нет меня, я тоже погиб! - И тяжёлой рысью вылетает из Мастерской.
Мастерская начинает стонать и выть. Шубин катается по столу, сминая трафареты, Витя икает у своего этюда, Валентина Ивановна с Ниной обнялись и положили друг другу голову на плечо, Антон плачет, уткнувшись в будущий подарок жене. Лёнечка тоже хохочет, даже не заикаясь при этом. Один ПалВаныч сохраняет полную невозмутимость, даже лёгкое осуждение.
Да девушка, с широко распахнутыми от удивления глазами, стоит с телефонной трубкой в руке и не может понять происходящего.
- Вы что, с ума сошли? Все сразу? - Интересуется вожатая растерянно, дождавшись, когда всё чуть утихнет. - Это мастерская, или дурдом?
- Видите, до чего вы людей довели своим глупым альбомом? - Сурово спрашивает Антон. - Мало того, что вы обидели хорошего человека по фамилии Бундон, так ещё и нас довели до истерики!.. Вот Витин заместитель, тоже Витя. С ним и решайте свои дела.
- Я ничего решать не буду! - Заявляет Витя бескомпромисно. - Пишите заявку, подписывайте её в парткоме, а потом приходите к нам. Завтра. Сегодня рабочий день закончился. Мы идём домой.
- Но Жмуркин сказал:
- Нами командует не комитет комсомола, не Жмуркин, а партком. А Жмуркину мы не подчиняемся. Ваш вопрос мог решить Вадим Гаврилович, но вы его обидели и он ушёл. Так что - до завтра.
- Но завтра: - Вожатая совершенно растеряна и потеряла всю свою напористую энергию.
- Это - ваши проблемы! - Обрывает её Витя. - Раньше надо было думать. А то проснулись в последний момент и морочите нам голову. У нас тоже есть семьи и мы не собираемся сидеть здесь с вашим альбомом ещё часов пять. Это не стихийное бедствие, а мы не спасатели.
- Я тоже думаю, что без вашего альбома жизнь не остановится. И даже не споткнётся. - Соглашается с Витей Антон. - Мой совет: сделайте его сами! Кто лучше вас сможет воплотить ваши же замыслы?
- Я думаю, у вас будут неприятности! - Обещает сурово вожатая и идёт к двери.
- Почему <будут>? Они уже есть! - Успокаивает её Антон. - Я вот теперь - <враг №1> у Вадима Гавриловича. Так что вы чего-то достигли:
Минут через десять, когда все начинают одеваться домой, возвращается Вадим.
- Вадим Гаврилович, ты же человек умный, ты должен понимать, что я не хотел такого развития событий! - Миролюбиво говорит Антон, которому немного стыдно, что Вадим оказался вывалянным в грязи. - Мы же просто хотели отделаться от этой чучундры: И, кстати, нам это удалось:
- Да ладно!.. - Машет рукой Бундон. - Это ведь не в первый раз: Видите, как не везёт, так и фамилия такая попадётся, что: <Закон Подлости>, куда ж денешься: А ты, Антон, дошутишься! Антону очень хочется предложить Вадиму сменить фамилию, но он понимает, что только лишний раз уколет начальника и молчит...
Первое апреля
...
На доске объявлений, прямо напротив входа на АБК, Антон увидел большой лист ватмана с текстом: ОБЪЯВЛЕНИЕ! (Почему все, кто пишет объявление, обязательно пишут и слово <объявление>? И ещё - с восклицательным знаком! Чтобы не подумали, что это - поэма или воззвание? Никогда не понять этого!)
ОБЪЯВЛЕНИЕ!
Все желающие участвовать!
мы готовим и проводим
ВЕЧЕР СМЕХА
Первого апреля -
обращайтесь в комитет комсомола, второй этаж АБК,
с 8.00 до 18.00,
ежедневно, кроме выходных.
Сказав некурящему Засобе: <Пойду, перекурю:>, Антон поднялся на второй этаж, нашёл нужную дверь, откуда доносились громкие голоса, напялил на лицо самую идиотскую улыбку с растянутым до ушей ртом и сведёнными к переносице глазами и постучал в дверь ногой. Потом распахнул дверь и вошёл в небольшую комнату.
Там, за главным столом в форме буквы <Т>, сидел румяный индивидуум с лицом большого прохиндея. У окна напротив дверей стоял и подпрыгивал, как шарик на резинке, возбуждённый паренёк среднего роста, с рыжеватыми кучерявыми волосами, что-то нервно доказывая сидевшим за вторым столом светловолосому носатому парню и худой высокой чернявой девушке, похожей на Парижскую коммуну в годину её тяжких испытаний. Чувствовалось, что она не только коня на скаку остановит, но и пасть ему порвёт запросто.
На столе лежала, среди прочего, книжка Ильфа и Петрова с романами о стульях и телёнке.
-...это же дураку понятно! - Попал Антон на окончание фразы попрыгунчика.
Антон радостно и громко замычал и замахал поднятыми вверх руками, привлекая к себе внимание обитателей комитета комсомола.
- Вы что хотели? - Поинтересовался румяный прохиндей, оказавшийся потом секретарём комсомола. Антон ещё энергичнее замычал и стал объяснять жестами и придумываемой на ходу азбукой глухонемых, что он не слышит и говорить не может, улыбаясь при этом окончательно идиотски.
- Он немой!.. - Догадалась Парижская коммуна и громко закричала: - А что вы хотите?!
- Да ты не ори, Варвара, он же не слышит! Он глухой, понимаешь? - Остановил её сообразительный попрыгунчик. - А писать умеешь? - И показал рукой.
Антон ещё более радостно закивал головой и схватил со стола листок бумаги. Вытащив из кармана ручку, он стал писать на листке, а потом протянул написанное прохиндею.
- Ни хера себе!.. - Отрешённо произнёс тот, прочитав написанное.
- Ты что, Иван?! Тут же девушки!.. - Возмутилась Варвара, говоря о себе в третьем лице и во множественном числе.
- Ты прочитай!.. Прочитай, что он пишет! - Ошарашенный Иван протянул ей листок.
- Я дурею!.. - Сказала в прострации Варвара, прочитав написанное. - Нет, вы только послушайте! <Я - глухонемой. Хочу участвовать в вашем вечере смеха на Первое апреля. У меня есть опыт - я играл в театре для глухонемых. Согласен на роль Остапа Бендера.> Он что, придурок?
- Пока неясно. Я никогда не имел дела с глухонемыми. - Задумался рыже-кучерявый у окна. - Может, у них от этого проблемы и с психикой?
Антон снова схватил листок и написал: <Вы что? Разве не смешно, если Остап будет немым???>
- Нет, ему надо к психиатру, к доктору Навойчику. - Окончательно удостоверилась Варвара, прочитав новый текст. - У него с головой не в порядке!
- А давайте ему какую-нибудь роль придумаем, без слов? - Предложил рыжекучерявый. - Пусть просто что-то делает, или заходит-выходит. Или ещё что:
- А общаться ты с ним как будешь, Володя? Через переводчика? - Поинтересовался секретарь Иван. - Да-а-аа, много видел, но такого!.. Что же нам делать?
Все задумчиво разглядывали Антона, с радостной улыбкой идиота ковыряющего в носу.
- Ты посмотри, у него и улыбка полностью идиотская! - Заметил кучерявый Володя, забыв даже подпрыгивать. - А ты, Серёга, что молчишь?
- Да вот, думаю: - Очнулся носатый парень, сидевший до сих пор молча. - Сдаётся мне, я видел этого товарища внизу, на первом этаже. Там стенд вешают. И, мне кажется, он разговаривал совершенно нормально:
- Ты не ошибся? - Строгим учительским тоном спросила Варвара.
- Ты нас разыгрываешь? - Спросил Серёга Антона.
- Почему бы и нет? - Поинтересовался Антон. - Вы же к вечеру смеха готовитесь, а это надо делать весело!
- Ну ни хрена себе! - Возмутился Иван. - Так он нас разыгрывает! А я тут сижу, думаю:
- Короче, вам Остап Бендер нужен? - Взял Антон быка за рога. - На меньшее я не согласен...
Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!