|
|
Антон Данилов -- музыкант, поэт, литератор. Печатался в альманахе поэтико-философского клуба "Litera". В настоящее время играет на бас-гитаре в группе "The Notemakers".
Осенний полет
Я долго не мог понять, зачем люди летают. Вчера, когда первые
капли дождя подтвердили наши опасения насчет приближающейся непогоды, я
несмело выглянул на улицу. Очень не хотелось, но меня ждали дела, и я,
сделав пару ленивых шагов, вяло подпрыгнул в воздух и тяжело полетел к
картофельному полю. Сырой воздух быстро смочил рукава моей телогрейки,
и я еле держался в воздухе, скользя в каких-то тридцати сантиметрах над
верхушками деревьев.
Люди! Если вы в какой-нибудь книге прочтете о радости полета,
невесомости или прочей подобной чепухе -- не верьте, этот человек, если
даже и отрывался от земли, то только на самолете (или вертолете -- не важно).
Именно в воздухе тяжесть тела ощущается в полной мере. Особенно если ты
стар, и лететь приходится в такую собачью погоду, когда после пяти минут
полета начинает ныть левая лопатка, а в ключице стреляет так, что света
белого не видишь.
Сжав зубы, я перелетел через овраг, но в тот момент, когда я
попытался спланировать к краю грядки, неожиданно "схватило" плечо
так, что я, не сдержав стона, неловко рухнул в холодную лужу возле поля.
Проклятье! Я встал, кое-как отряхнулся и сел на бревно. Назад
придется лететь с двумя ведрами картошки, а с таким ревматизмом особо не
разгуляешься. Правда, можно через каждые две--три минуты отдыхать на ветках
деревьев, хотя удержаться с лету на сырых ветках очень тяжело, а с двумя
полными ведрами, пожалуй, и вовсе невозможно. О-хо-хонюшки... Ну да ладно.
Так... Под каким кустом я вчера лопату спрятал?
Этюды в настроении
3. Дымовые игры на закате
Сквозь красноватое тело
Сизого дыма, медленно извивающимися
Струями поднимающегося куда-то вверх
И танцующего, медленно растворяясь в воздухе,
Тихо крадутся лиловые лучи засыпающего солнца.
Робко озираясь, они подползают к земле
И падают в сухие листья, излучающие сизый дым.
Лучи несли мне зыбкую рябь поля,
Медленно перевоплощающегося где-то к горизонту
В багровый лес.
Иногда поток дыма,
Откидываясь в сторону,
Создавал какие-то организмы,
Плывущие по поверхности поля.
Они парили в воздухе,
Обнимая друг друга,
Но в последний момент уклоняясь от встречи.
Что-то в них мешало встрече,
фатально запрещало касаться друг друга.
А может, это дым... это дым своим движением
диктовал им их траектории...
А может, это ветер, безумно играющий струями дыма...
А может, я им мешаю?
Воздух плотнел, тяжелел с каждой секундой,
А я смотрел на горизонт,
глаза мои слезились от сизого дыма,
Поднимающегося от сухих листьев,
которых уже не было,
А может, и не было никогда.
5. Брайану Джонсу, не вовремя ушедшему.
...Я прерываю... Я прервал... Я прорвался, и теперь я лежу, разлагаясь, посредине комнаты, распространяя невозможную вонь вокруг. Ну чего развонялсяс? Здесь же люди живут, дышат этим воздухом. Я с остервенением пнул свой собственный труп, отбив ногу. В форточку залетел воробей и грустно посмотрел мне в глаза -- ну зачем же так? Поклевав крошки на подоконнике, воробей поднял голову: "К тебе пришли." Я оглянулся -- в комнату вошел Брайан Джонс, повесив свою вельветовую куртку на гвоздик: "Полабаем?" "Что?" "Да что-нибудь старенькое, можно даже зеппелинизм, к примеру." А сможешь?" "А чем я хуже Пейджа?"-- проворчал Брайан, настраивая гитару. Я достал свой потрепанный басевич и начал вести рифф. "Брайан, а зачем ты утонул?" "Так надо было,"-- отмахнулся Джонс, выигрывая головокружительный пассаж из "Heartbreaker." С люстры капали густые капельки сиропа, которые падали на пол, отскакивая вверх, и цеплялись за края занавески, испуганно озираясь. Некоторые, особо наглые, теребили Брайана за штаны, требуя автограф. В окно влетали вороны, достали бутылку красного и опохмелялись. Иногда они недружно хлопали, восхищаясь нашей игрой. "Пардон, но вы чушь слабали,"-- на кровати валялся Кит Мун. --"Где мои барабаны? Я хочу оторваться!" "Стучи по столу ложками,"-- Брайан был не в духе. Тем временем мой труп откатывался ближе к двери, где об него споткнулся входивший Джим Моррисон. "Тьфу, черт, набросали здесь -- ступить некуда!"-- от Джима, как обычно, несло перегаром,-- "Я вот кассету с Егоркой Летовым принес... Салют, Брайан!" "Может, лучше к нам присоединишься?"-- буркнул Джонс, выигрывая умопомрачительное соло из "Whole Lotta Love." Я вел басовый рифф и смотрел в окно. Какой дождь! Его вязкие капли растекаются по полу зелеными лужами. Мой труп заворочался, захлебываясь. По полу ползали синие крокодильчики, хватая за ноги всех находившихся здесь. Вороны взлетали повыше, опасливо на них поглядывая. Крокодильчики подпрыгивали, пытаясь добраться до птиц, но крылышки их еще не окрепли, и они плюхались в оранжевые лужи сир зных капель дождя. Я захотел расслабиться. Потолок рухнул, похоронив всех нас под собой. Я поднял голову. Мой труп продолжал разлагатьсся, распространяя нежный запах мускатного. Эх, Брайан, Брайан. Я повернулся на правый бок. Туман закрыл мой взгляд... Я жду.
6. Распятие
Человек прибивает Исуса к стене церкви для всеобщего обозрения.
За полчаса до того он аккуратно приладил дубовый крест и теперь, не спеша,
отсчитывая каждый удар молотка, вколачивает гвозди в покорное тело, изредка
проверяя их крепость. Апостолы, святые, мученики, затаив дыхание и боясь
проронить слово, наблюдают за этой немой сценой. Реставрация церкви фактически
завершилась: восстановлены стены, крыши, подновлены росписи, снаружи побелено.
Осталась небольшая деталь, штрих -- распятие. И вот человек совершает его
на глазах у учеников Его, ангелов, на глазах Отца Его, имя которого не
смеют произносить наши грешные уста. Но ни один человек не может видеть,
как в очередной раз распинают Исуса. Пока восстановление не завершилось,
вход в церковь запрещен. Но пройдет неделя-другая, и она заполнится привычными
персонами: благочестивыми старушками, ставящими свечку во славу Его, грязными
нищими, выпрашивающими милостыню ради Него, усталыми священниками, привычно
славящими имя Его. Тысячи и тысячи людей будут проходить мимо Него, но
не найдется в этой толпе ни одного сочувствующего, готового прийти к Нему
на помощь. Поэтому он и будет смотреть вниз, не желая поднять взгляд на
приходящих к нему людей; он будет безмолвно кусать свои губы, пытаясь удержать
в своем сердце крик: "Отче! Зачем покинул меня?" И так неделя
за неделей, месяц за месяцем, год за годом.
А сейчас человек вбил последний гвоздь, кряхтя, слез со стремянки,
сложил ее, еще раз посмотрел на распятого Исуса, проверяя, не криво ли
он висит. Затем, шаркая уставшими ногами, обутыми в новенькие кирзовые
сапоги, он вышел на улицу, направляясь к ближайшему пивному ларьку.
Две женщины идут по горящему асфальту. Их стройные тела видны
сквозь лиловые языки пламени, кружащиеся в бешеном танце на кипящей поверхности
огненной трассы. Струи дыма, вырываясь из черной лавы, окутывают их в свои
прозрачные шубы, затем ввинчиваются вверх, растворяясь в прозрачной бесконечности
неба, голубизну которого не в силах спрятать от нас серые клубы дыма. Народ,
столпившийся возле пылающей ленты дороги, силится понять, что нужно этим
нежным созданиям в асфальтовом аду, куда идут они, не замечая никого и
ничего вокруг, и как они спасаются от испепеляющего жара, который оказывается
совершенно бессилен против них. Иногда гул толпы стихает, когда клубы дыма
скрывают от взгляда людей идущие фигуры, и вспыхивает с новой силой, когда
дым рассеивается, не оставляя на телах женщин ни единой своей частички.
Неожиданно среди зрителей поднялся легкий ропот, переходящий
в замешательство. Из глубины толпы возникло неясное движение, которое медленно,
словно преодолевая сопротивление, переместилось к краю, и из бесформенного
скопления людей на границу земли и огня вышел юноша. Он постоял, тяжело
дыша, пару минут, блуждая взглядом по беспокойным лицам зрителей, затем
сделал решительный шаг в пекло. В ту же секунду из поверхности асфальта
выползли многочисленные огненные змейки, охватившие его одежду. В единый
миг паренек превратился в живой факел. Толпа заволновалась, отхлынула от
края дороги, оглушенная запахом паленого человеческого тела. Пылающая фигура
юноши неловко взмахнула руками, пытаясь удержаться на коварной поверхности
полужидкого асфальта, и через мгновение рассыпалась в пепел.
Зрители умолкли. А женщины продолжали идти, едва касаясь босыми
ступнями вязкой лавы. Они шли вперед, вдыхая полной грудью раскаленный
воздух, а вслед за ними, огибая столбы дыма и пламени, плыло облачко рыжей
пыли, стараясь не отставать от женщин.
10. Лестницы
День за днем, ночь за ночью словно кольца табачного дыма пролетают
мимо меня в бешеном вращении. И стоит мне закрыть глаза, как бесконечные
лестницы окружают меня, несутся мимо. Лестницы, которые ведут на лестничные
площадки и заканчиваются большой лестницей, направляющейся вверх и так
далее, пока с трудом не открою глаза и не увижу луч, отраженный от окна
соседнего дома, и опять передо мной стена с привычными обоями, рисунки
которых я уже выучил наизусть и смогу нарисовать в тетради даже если меня
попросят об этом среди ночи.
Кто-то был у меня? Если я не ошибаюсь, то количество и набор
предметов в этой комнате с утра изменилось, хотя я отсюда не выходил. Значит,
здесь кто-то все-таки был? Я даже могу вспомнить внешность этого человека
и его имя, хотя, пожалуй, не уверен в том, существует ли этот человек в
настоящий момент времени, и существовал ли он сегодня утром до своего посещения.
Картинки, висящие на стене этой комнаты, пляшут перед моими глазами,
быстро сменяясь, так что я не успеваю закрепить какую-либо из них в своей
памяти. Иногда я устаю от этой игры и снова закрываю глаза, окунаясь в
океан лестниц, шаров, лиц и слов, мелькающих передо мной словно в свете
мигающей лампы. В какой-то момент они сливаются в одно действо, иногда
вырываясь сквозь хрупкую оболочку моего сознания во внешний мир и обретая
полноценную независимую от меня жизнь, а мне остается только молча и безучастно
наблюдать за ними, пока шум падающего за окном снега не вернет меня в кружение
дней и ночей, табачными кольцами плывущих мимо моей головы.
Ожидающие солнце
Никто не знает, зачем мы все приходим сюда, в эту пустынную
местность. Часами мы сидим на холодных камнях, глядя на восток в ожидании
восхода солнца. Что мы здесь забыли? Неужели никто из нас не отдает себе
отчет в том, что после первых лучей проснувшегося солнца мы дружно, словно
по команде, встанем со своих мест и побредем по домам заниматься привычными
делами? Однако сейчас мы безмолвны и напряжены, будто каждое появление
солнца дает нам повод к существованию в этом мире.
Когда оно на виду, никому в голову не взбредет проверить, на
месте ли оно: исчезновение его средь бела дня кажется невероятным. Это
солнце - само воплощение надежности, но стоит ему спрятаться за кромку
заката, как смутное беспокойство овладевает нашими душами. И постепенно,
преодолевая робость, страх, отчаяние, люди собираются на это ровную возвышенность;
место каждого давно определено, никто из нас его не ищет - ноги сами несут
нас туда, куда надо.
Здесь не слышно легкого ропота, обычно сопровождающего большие
массы людей. Никто не смеет нарушать тишину, обратившись с вопросом, просьбой,
приветствием к своему соседу, так как все помнят, что солнце по утрам капризно
и мнительно. Ему может показаться, что люди пришли сюда в силу привычки,
из любопытства, и его приход не вызовет у них тихой радости, то есть, в
солнце у людей нет особой необходимости, а кому это понравится?
Я знаю людей, пришедших сюда. Слева от меня сидят в одинаковых
позах несколько старожилов, вытянув ноги и скромно положив руки на колени.
Они сюда приходят раньше всех, провожая солнце в нелегкий ночной путь,
полный опасностей, которых нам, людям, не понять и не испытать, и уходят
позже всех, следя, чтобы солнце, поднимаясь, не сорвалось за тонкую нить
горизонта. Самый старший из них минут через пятнадцать встанет и начнет
разжигать костер для того, чтобы светило не заблудилось в ночном океане
и нашло дверь в наш мир. Ветки для костра уже принесли детишки, которые
теперь сидят поодаль, уперев головы подбородками в ладошки и неслышно притопывая
ножками. Строгие старушки иногда бросают на них пытливые взгляды, но со
временем они следят за детьми все реже и реже, и вот их внимание полностью
переключено на невидимую полоску востока.
Остальные сидят вперемешку. Тут пахари, слесари, учителя, инженеры,
чабаны. Те, кто днем друг друга любит, а, может, ненавидит. Здесь рядом
сидят будущие убийца и жертва, учитель и ученик, отец и сын, судья и грешник.
Сидят, готовые ждать сутки, другие, неделю, месяц... целую вечность.
Мы уже не помним, сколько времени мы здесь сидим, затаив дыхание.
Некоторые души уже покинули наше молчаливое собрание и свои тела, отчаявшись
дождаться знакомых шаловливых лучей, сонно выглядывающих из-за горизонта,
окрашивая наши холмы в розово-красные тона, когда те немногие, дождавшиеся
рассвета, облегченно вздохнут, поднимут свои одряхлевшие за долгую ночь
тела и двинутся по своим домам и делам.
* * *
Тексты предоставлены Александрой Фрейдзон: sanya@mx.icp.rssi.ru. Большое спасибо!
Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!