* * *

Блеклое небо с отражениями луж в облаках.
Символы бога, пересекающие улицу на зеленый свет.
Звездная память и сны - игрушки в усталых руках.
Непредстоящий, пронизанный сотнями иглами лет.
Смуглые мысли. Оттопыренные и вразнобой.
Целые части, распадающиеся во всем неспроста.
Отроки марша, ведущие синь в лета рой.
Долгие судьбы, бегущие колесом от креста.
Бурное зарево нежно звучащих лучей.
Светлые проблески хмурых угрюмых конфессий.
Странная видимость с детства знакомых вещей.
Вечная жизнь как одна из последних профессий.

  
Ноябрьские тезисы

"Дают - твори, бьют - беги"

Мир тесен. Как дальнее Мертвое море.
Чудесен. От радости, скуки и горя.
Телесен. В разлуке, свидании, ссоре.
От муки. В сосне, орешнике, буке.
Увидеть. Знакомые лица и руки.
Приметить. Наследье веками живого владенья.
Ответить. Иль кинуться в комнатный омут сомненья.
Оставить. Свой след на скрижалиях или помойке.
Лукавить. Закончить поход за решеткой, в больничной ли койке.
Отправить. Послание долгое либо же к предкам.
Доставить. Себе удовольствие в мыслимом метком.
Добавить. Задумчивость музыки к видимым клеткам.

 
* * *

Море, полное море - облако в глубине,
Синева - чернотою без дна - трещин неба,
Взрыв сверхновой новой - астрами на окне.
Вечный миг - предстающий застывшим движением кеба
Колеса. Может быть, быть могу, но во мне
Невнимание снега осыпано мглой этой вьюги
И в преддверии сумрачном веры
                             порою мне снится во сне
Расставание с плаваньем - сердце от шуги
Поздней осени омертвлено,
Переливы сияния глаже и тише.
Всо одно. Все равно - так давно все равно,
Что мерцания зова души не услышать.
 
Не дожить бы случайно до старости лет,
Где спокойствие будет ценою бессилья,
Поражения взыщут ценою побед,
Нищетой прозябания в круге обилья:
Взлетов в бездну - парение - мир надо мной;
Гей-дорог; тупиков, опаляющих крылья;
Подожженных мостов. Так сыграй же отбой,
Прежде чем отшагаю с тобой много миль я,
Моя смерть...
 
...Мы стобою поймем
Друга - друг. Ни к чему обьясненья.
Ты живешь моей ночью, а я - твоим днем,
Ощущая друг к другу не злобу - презренье.

 
* * *

Продрог пророк, промок.
Пытался быть - не смог.
Взомнился стать - не стал,
От уст алчбы устал.

И слово жизни - "есть" -
Почел себе за честь,
Принял себе за труд,
За путь - извилист, крут.

За путь - высок и прям
К бескрайним-в-край краям,
Безбрежным небесам,
Небесным берегам.

И перешел за грань
В заутреннюю рань,
В утерянный мотив -
Мерцанием, и стих.

И стих его речей
Доносит звезд ручей,
Доносит иногда
Пчелиная страда,
Домов селенья рой
Под белою горой,
Зеленая страна -
Листвою - письмена
Несут, поют ему...

Он в суеты самум
Устал и занемог,
Продрог, промок, пророк.

 
* * *

Когда-нибудь все это было.
Когда-то все это будет.
Сегодня мир повторится.
Застынет. Растает время.
Истории не случится.
Исчезнет ряд и смятенье
Сплошной лихорадки буден.
Когда-нибудь все это было.
Когда-то все это будет.

 
* * *

Уст  алость. Мерцание тела.
Руки змейками шею.
Странные узы объятья.
Шалость. Уют поцелуя.
И притяжение. Слабость.
Поддатливость всемогуща.
Ревная глупость. Смятенье.
Злобка. Очарованье.
Мир ненадолго и ссора.
Год будто день. А затем
день словно вечность.
Усталость.

 
* * *

      Ты хочешь на меня опереться?
                         Но как опереться на ветер?
Разве, имея крылья
                  мельницы или птицы.
      Ветер бывает смерчем,
                          ломающим крылья, надежды,
         храмы, дома и святыни.
Ты хочешь найти обретенность?
                       Но быть обретенным туманом -
                                это сплошное мученье.
         И он самый скверный попутчик
                             идущему верной дорогой
         к Стабильности, Счастию, Дому.
            Туман обращает в призраки ценности, ориентиры
   и делает зыбкой реальность. Мира,
уютной квартиры. Милых компаний и близких.
           Что вызывает тревогу,
                                   с которой не совладаешь.
Туман разгоняет ветер.
                    Ветер не улетает.
                                                  Ветер в туман обратится.
      Ищущий не обретает.
                                               И не обрящет вовсе.
Чтобы владеть туманом 
     приходится раствориться. 
                            С ветром же совладаешь,
               если сумеешь слиться

 
* * *

Равновесье. Нежданный покой.
Осужденного вечно скитаться.
Благовест. Вечный свет в мире с тьмой.
И желание не разлучаться.
Не меняться по-крупному и в мелочах.
Жить - не плакать и не смеяться -
равнодушным ко времени. В днях и в ночах
все спокойно встречать. Расставаться
с безмятежной душой. Без страстей.
Провожая закаты, восходы
быть, не быв. И не став.
                          Ни врагов, ни друзей,
ни игры в уходящие годы..

 
Онанизм

Серьезное отношение
К своему творению
Дает, без сомнения
Путь к удовлетворению
            Собой.

 
* * *

          Светалось. Долгая бессонная ночь, проведенная в поисках "Ремонта часов" давала себя знать. Бесплодные искания всегда затрудняют жизнь. Два раза мне попадались ларьки "Ремонт...", но, в одном случае - обуви, в другом - сплошное расстройство. Издали блеснуло - "Ремонт ...ов". Вспыхнувшая надежда погасла при приближении. "Ремонт ...гов". Сапогов не пользую. Но это было не последнее разочарование - вывеска гласила: "Ремонт мозгов". Просто плевок в душу! Мои то - некондишн и никакой ремонт их не берет, менять же поздно - гарантия вышла. А все начиналось так хорошо...
          Полдень. Бескрайний пляж, делимый морем и небом. Три подруги, с которыми, казалось, неразлучен. И часы. Конечно же, часы! Исправно отсчитывающие такое быстротечное время. Полнота переполняла. "Тик-так, тик-так, впе-ред, впе-ред, там-жизнь, там-жизнь."
          Но однажды я проснулся от какого-то нового ощущения. Случилось невероятное - СОЛНЦЕ садилось. А часы словно взбеленились: стрелки бегали по циферблату, будто играли в салочки, то замирая, то делая невероятные скачки. Солнце уже почти село и свет умирал. Света умерки - сумерки.
          Я еще не помнил, как называется вечер и ночь, ненастье и холод, но уже знал сумерки. Три подружки ушли искать друг друга, да так и исчезли. Я перестал видеть: нет очей - ночь. Мир умер, но остался. Стало так больно и жутко, что я умер, так же как мир, хотя этого еще тоже не помнил. И вот тогда я узрел Звезды. Их не было - они светили - не освещали. С той поры - каждая смерть - Звезды. Я вспомнил, что привык к ним. Часы стоят - я иду. Раньше было наоборот. Мне не нужен Ремонт - не найти его.
          Светается.

 
Сюр тесен

          Выпал первый слой. Он был совсем рыхлый и нога мягко утопала в нем, поднимая фонтанчики магмы. Рваные облака изредка лениво пикировали на окрестные холмы, изможденные длительной болезнью и редким городом, и распространяли благоухание никому не нужной крови. Морозные узоры делили пространство между временем на причудливые видописи, мерцавшие из одного полушария в другое концентрическими сферами полевой травы, мешавшей дышать обилием красок своих и доводов княжества Чжоу. Меркурий заплетал Солнцу косички, а гиксосы повоевывали себе Египет. Странные ощущения напоминали о чувстве долга и коротка.
          Мозг спал, спало сердце, спало и напряжение предыдущих поколений - воцарилась тишина. Зайдя в "Сделай сам", я приобрел все необходимое и вернулся в небытие. Рядом прошли два верблюда в игольное ушко, таща за собой канат и протопопа Аввакума. Небо не наполнялось и холодок ужом скользил по спине, исчезая где-то в нижнем чакре.
          Иностранные дела выхватывали из мрака будущего мрака развалины строений преданий старины глубокой оранжевой. Старая вечно молодая милая знакомая с детства и до боли Либитина составила компанию до той самой речки, давно поросшей осокой, русалками да небылицей. Неторопливая речь ее, журчавшая в унисон со струящейся по кругу затхлой водой, напоминала то далекое и близкое, что никем не забыто и все. Так, незамеченно, за приятной беседой мы дошли до него. Увидев меня, старик сгустился, пробормотал что-то насчет радости встречи знакомых и вечной мерзости вечной жизни, вытаскивая ту незабвенную из каких-то темных закоулков памяти. Дряхлый челн евойный, никого не возивший с момента секуляризации Аида, служил прибежищем для хозяина и собачки, коию уже не кормили за троих - вовсе не кормили. Бодрый некогда песик ныне мерцал тихо сонливо и, если бы не эльфы, зудящие постоянно под носами, продрых бы всю оставшуюся вечность.
          Пророк прорек про рок. Пробив часы, открылось окошко, из него выплыла Аврора и сказала "ку-ку" своим главным орудиям. В Зимнем не отзывались. Пробежали матросы, но пива уже не было, да и откуда ему взяться, если степи Сахары уже вытоптаны давным-давно, а Пелла разрушена. Минерва сосредоточенно ковырялась в ноздре и подмигивала - мне стало неудобно. Миги, сорвавшись с века, сумашедшего нашего века, тотчас же уносились на помощь, к обездоленным и по просьбе.
          Если бы люди чаще глядели исковерканные и перекрученные ветви деревьев и прочих графов, то меньше бы жаловались на судьбу. Мы опорожнили пол-фляжечки и хетты взяли Вавилон. В мелкой древности Федор Иванович Тютчев, тот самый, что "мысль изреченная есть ложь", стал гностиком и его сожгли б или дзен-буддистом и он бы умер. Впрочем, умер он и так, что доказывает тождественность прошлого и бывшего, а также бывшего и настоящего, то есть что времени нет.
          Стало зыбко, неуютно и опять холодно, несмотря на то, что я сыт, обут, одет, бесплотен и не вижу препятствий. Когда-нибудь Платон показал себя очень славным малым образом. Именно тогда появился этот холод-неуют.
          Петр Ильич был Чайковский, а Глинка - совсем наоборот, композитор средней русской полосы, ни черта не смысливший в додекафонии, которой тогда еще не было, если не считать православных русских хоров. Да и кто ж их считал! Хотя Пифагор верил в магию чисел, никто давно уж не верит в Пифагора, так как нельзя же, в самом деле, ходить в квадратных штанах, четыре перевоплощения помнив.
          Звонкий, тягучий распев опустился на сумерки, зашелестел осоку да разбудил пса, сразу расчувствовавшегося. Восходила ночь. Было что-то нереальное в этом трехголосом вое, нам строить и жить помогавшем и мешавшемся с песней; в пьяном старике, коего заботливые эльфы уложили спать; в стогах небылицы, пьянящей ароматами яблок и мертвеччины - во всем.
          Детская пирамидка, на которую накручена спираль истории, таяла, растекаясь по веткам, захватывая все новые листы и поглощая гнезда вместе с их обитателями и помойками, по которым желающие будут судить об утраченной культуре.
          Душа избирает анод, тело - катод, а мы - эксод.
          ......................................................................................

          Либитина - богиня траурных процессий.
          Минерва - то же мудрости.
          Анод /лат./ - путь вверх.
          Катод /лат./ - путь вниз.
          Эксод /лат./ - последняя часть драмы и уход со сцены.

          
Отрывок

          Горы: между солнцем и смертью - снег, снег, снег... взрыв скал стынет ветром.., лед, не вынесший высоты и плачущий в ущельях о низком своем падении...
          Падение приостановилось. Щепоть неба уже истекала - предупредительные выстрелы намекали о преждевременной и скорой бодро махавшей крылами перехватчиков скорой помощи. "Зюйд-зюйд и немножечко вест" - взмольба не доходила. "Ветер, ветер, ты могуч... И не прочь." Палуба под ногами поплыла, тучи расширились от девятого вала грозной бронзы. Стропила натянулись, мачта обвилась вокруг паруса. "И почему дым идет из иллюминатора? - Эй, у нас парусник! - А может все-таки парашут? А не параход. Или пароход? - Переставьте трубу на реактивную тягу!"
          Время: спокойное, огромное. Величие. Но как же уязвимы великаны. И суровы. Помнят ли они свое рождение?
          Маленькая мурена нежно заглотила клистирную трубку и обернулась трубой центрального отопления, снятого с довольствия. Так ли уж нужны все эти джунгли?..

 
* * *

          Поезд до станции следующая следует выходить из места для пассажиров с детьми и двери закрываются освободить вагоны на кольцевую автоматически уступайте. Люди! Будьте! Ужо я вас! Любил. Всех. Всех! Всех!!! Под одну гребенку!!! И спуску не давать!!! Но справедливо. Без суда с последствием и законным браком. Я - истина. И ты - истина. А я - Брут. То. А ты - Нет. То. Не сотвори себе "ку" мира. И Ра не сотвори.

 
Знак

          Когда-нибудь я вышел из дыма, как обычно. Пройдя метров двести, вдруг почувствовал, как теплая жижа начала сочиться из задницы, отвоевывая все новые жизненные пространства в штанах. Это было не так обычно, и я порешил, soma est sepsis, что не вышел и, поудобнее устроившись на родном толчке, отправил самую естественную из человеческих надобностей. Но тут торжественную музыку сливного бачка и столь всегда возвышающую душу уникантату смешала неизвестно откуда взявшаяся милицейская трель и из стены моего добрейшего сортира вывалился представитель данной власти. К Цее я отношусь с большой симпатией, но неприкосновенность санузла - это неприкосновенность санузла, а право на труд - это право на труд / см. Аристотель "О тождестве" /. Вняв, он исчез. Но, только я прилег отдохнуть от перипетий этого сальвадорско-далийского денька, как под кножной полкой что-то завыло и оттель выехала санитарная машина, сразу зачадившая всю комнату и застрявшая, ни к селу ни к городу, между трубой отопления и свернувшимся на ней по трем парам индексов тензором. Это было вдвойне неожиданно, так как книжных полок у меня сроду не водилось. Четыре музы, приглашенные к Малевичу, озадаченно взирали на происходящее.
          "Ужасно неудобно!" - подумалось мне.
          Музы были молоденькие - года так восемдесят восьмого хиджри, но все-таки. Два молодых человека, выскочивших из машины, зачем-то проявили улицу и назойливо пытались убедить меня в себе. Потом стали натягивать друг на друга смирительные рубашки, в чем им усердно помогал разбуженный тензор всеми своими несвернутыми индексами. А я лежал и думал, что глюк - с немецкого - это счастье, к тому же композитор, и что счастье - это глюк. Стало грустно и, бо Ничто мне не чуждо, послал все в чера. Status quo ante.
         Я вышел, как обычно, из дыма. Пройдя метров двести, почувствовал, как теплая жижа начала сочиться из задницы, отвоевывая все новые жизненные пространства в штанах, назадно показывая, что ничто не ново под Луной. Под Землей, впрочем, тоже.
         Теплый доменный ветерок развевал волосы ( это ужасно мешает ходить ) и нашептывал сказки остатков Венского леса. "Будь благословен день," - заклинало невысокое антарктическое солнце. "Будь-будь-будь," - вторили Рыбы и Кит, а цветы вовсе не обращали внимания.
         И, раскинув веки, я начал проваливаться все дальше и дальше в синь, переходящую в чернь и свет, все более отдаляясь от изб, березок, канализаций.
         Курса, Дома , Времени, Вечности.
         Все.

Другие тексты Бека

http://grustno.hobby.ru/
 

Хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П.". Спасибо!